внимания, время от времени поднося к губам бокал с шампанским, – а потом снова перевел глаза на ожерелье своей дамы, в котором приглушенно, матово дробились электрические огни. Не меньше двухсот первоклассных жемчужин, прикинул Макс. В свои двадцать шесть, благодаря и собственному опыту, и кое-каким предосудительным знакомствам, он досконально разбирался в жемчуге – плоском, круглом, грушевидном или еще более причудливой формы – и знал, сколько он стоит в ювелирных лавках и на черном рынке. Ожерелье его дамы было из круглых жемчужин высочайшего качества – скорее всего, персидских или индийских. И цена им была не меньше пяти тысяч фунтов стерлингов, то есть больше полумиллиона франков. На эти деньги можно было провести несколько недель с птичкой самого высокого полета в самом фешенебельном отеле Парижа или Ривьеры. А если распорядиться более благоразумно – то прожить больше года, ни в чем себе особенно не отказывая и очень даже недурно.
– Вы прекрасно танцуете, сеньора, – повторил он.
Устремленный в пространство взгляд как бы нехотя обратился на него.
– И возраст – не помеха? – спросила она.
Но это был не вопрос. Было ясно, что до ужина она наблюдала за ним и видела, как он танцует с бразильскими барышнями. При этих словах Макс должным образом возмутился:
– Возраст?! Побойтесь бога! Как вы можете говорить такое?!
Она с любопытством за ним наблюдала. Казалось, ее это почти забавляет:
– Как вас зовут?
– Макс.
– Ну же, Макс, отважьтесь. Сколько лет вы мне дали бы?
– Мне и в голову бы не пришло…
– Ну, пожалуйста.
Он ведь уже ответил, но если чего-нибудь и не хватало ему в общении с женщинами, то уж точно не самообладания. Лицо ее вдруг просияло широкой улыбкой (блеснули белые зубы), которую Макс изучал, казалось, с почти научной обстоятельностью.
– Пятнадцать?
Она расхохоталась – громко и живо. С детским чистосердечием. И ответила в том же духе, в каком шел весь разговор:
– Угадали! Как вам удалось?
– У меня это хорошо получается.
Гримаска, появившаяся на ее лице, была и лукавой, и одобрительной, а может быть, женщина просто показывала: она довольна, что разговор не сбивает кавалера с такта и не мешает вести ее по площадке меж других пар.
– Не только это, – произнесла она загадочно.
Отыскивая какой-нибудь добавочный, потаенный смысл в этих словах, Макс глядел ей в глаза, но те, лишившись всякого выражения, опять уставились в какую-то точку над его правым плечом. Болеро кончилось. Они разомкнули объятия, хоть и по-прежнему стояли напротив друг друга, покуда оркестр настраивал инструменты, готовясь к следующему номеру. Он снова взглянул на великолепное колье. На миг ему показалось, будто женщина перехватила его взгляд.
– Довольно, – сказала она вдруг. – Благодарю вас.
Под куполом, расписанным облупившимися фресками, на верхнем этаже старого