и не скажешь. – Взводный задрал голову. – Солнце, ни одного облачка.
– Сейчас сезон цветения. А вот через месяц…
– А вы говорили, климат хороший. Туманы, дожди, ветры. Что тут хорошего? – Максим отступил, тупой нос лурайды выполз на берег. Двое кайцев опустили трап, и по нему начали сходить полуголые девушки. Кайские красавицы несли большие раковины-блюда, доверху нагруженные фруктами и мясом. Черные длинные волосы, карие глаза. От шеи до кожаных коротких юбок узоры травы койя, сплетения тоненьких нитей.
– Ну что? – Анастасия взяла Максима за руку. – Теперь вы понимаете, почему я спокойна за ваших солдат?
– Теперь понимаю. – Взводный открыто таращился на пышные формы кайских девиц. – Очень даже понимаю.
– Нам пора, – прошипела Анастасия и потянула Максима за собой.
– Жаль, – выдохнул взводный, но поймал на себе колючий взгляд. – Ну… я хотел сказать…
– Я знаю, что вы хотели, – отрезала девушка и первая взбежала по трапу.
Сквозь плотный тяжелый туман пробивался размытый солнечный свет. Анастасия ушла на нос лодки и не торопилась возвращаться. Максим сидел на палубе один. Как только лурайда погрузилась в клубы не то пара, не то теплого тумана, стало невыносимо жарко, взводный снял бушлат, но когда гимнастерка стала мокрой, сбросил и ее. Минут двадцать рассматривал серую влажную древесину палубы, ковырял пальцем трещину в борту. Послышались шлепающие шаги, появился абориген. В руках деревянная плошка и длинное ярко-красное перо.
– Кай офр, – заговорил кайец и ткнул пером себя в грудь. – Кай офр кайсал.
– Ну… чего надо? – взводный поднялся.
– Офр. – Воин показал плошку с коричневой жидкостью, макнул перо. – Кай чимто койя. – Острый конец пера уколол офицера в плечо. Появилась жирная точка.
– Тебе что, нечем заняться? – Максим отступил, вытер плечо. – Топай отсюда.
– Айкун чимто койя. – Абориген повысил голос и снова потянулся к гостю. – Кайсал Максим кай офр. – Кончик пера коснулся плеча, но в этот раз абориген был проворней и успел нарисовать небольшой узор.
– Местный художник или придурок? – Максим зыркнул на дикаря. – Тебе что, рисовать больше негде? Отвали, идиот.
– Кайсал Максим, – произнес художник и недвусмысленно провел пером себе по горлу. – Хак кайсал Максим, хак.
– Да-а-а, угораздило, – выдохнул взводный и уселся. – Ладно, рисуй, ископаемое.
В то время, когда абориген наносил рисунки на руки и грудь гостя, тот рассматривал кожу «художника». Как оказалось, паутина была живой, она изменялась, сжималась в комок, вытягивалась, превращалась в едва заметную, но все же видимую глазу нить. Местами глубоко впивалась в кожу, а кое-где, под мышками и на боках, открывала большие участки смуглого тела. «А говорят, чудес не бывает, – размышлял Максим. – Интересно, как она держится?»
– Кха апат кайсал Максим, – немного отстранившись и любуясь со стороны на свою работу, заговорил абориген. – Кха апат, кха.
– Что, превзошел самого себя? –