за старое. Каждую свободную минуту проводишь за дурными книжками про рыцарей или упражняешься… Для чего? Можешь сказать?
Эмма хмуро кусала губы.
– Я сожгу твои книги, – пообещала королева, с трудом удерживая Витольда. С молчаливым упорством малыш тянулся к старшей сестре.
– Не сожжешь! Мама, отстань от меня раз и навсегда!
Между бровей Ластинды обозначилась складка, свидетельствующая о серьезности ее намерений.
– Мы с отцом вчера серьезно поговорили. И считаем, что напрасно тянули и давали тебе время подумать. Пора назначать дату свадьбы.
– Что?
Кровь в самом прямом смысле отхлынула от лица Эммы.
– По существующим в нашей части света порядкам ты должна была стать женой Тагульфа еще два года назад! – заявила Ластинда. – Но мы тебя любим, поэтому дали тебе отсрочку… И что же? Вместо того чтобы готовиться к супружеской жизни, ты носишься по саду с деревянным мечом! Хватит, Эмма, игры кончились, наступает взрослая жизнь.
Больше всего на свете принцесса не любила подобные разговоры.
– Если бы вы меня любили, – с обидой сказала она, – то нашли бы другого жениха. Неужели меня никто больше не достоин? Только этот урод?
Королева царственно поджала губы:
– Не начинай снова. Может, Тагульф и не красавец, но он наследный принц Косталии и в свое время станет королем. Чего тебе еще желать? Принцы рангом повыше нам не по зубам. А родители Тагульфа и сам он согласны терпеть твои выходки. И не возражай! Уверена, никто более не станет. Помнишь, сколько было сватов из других королевств? Что ты им устроила?
Эмма надулась. Она хотела лишь разыграть хмурых, слишком серьезных господ. Ну, намазалась зеленой краской, ну, выскочила в тронный зал с ножом, изображая дикого гоблина-разбойника. Подумаешь. А они напугались, обиделись, сказали, что ноги их больше не будет в Шеридонии, да еще пригрозили повсюду раструбить о выходках Эммы.
Так она попала в «черный список», и с той поры ни один уважающий себя король не присылал в Шеридонию сватов.
– Можно было поискать подальше… – Принцесса понимала, что это звучит как глупое оправдание.
Ластинда издала еще один горестный вздох:
– Такова твоя судьба, девочка. Или Тагульф, или никто. Нам и так стоило невероятных трудов поддерживать с его родителями хорошие отношения – ты знаешь, этих косталийцев я терпеть не могу.
– А меня, значит, хочешь отдать им на съеденье? – спросила Эмма.
– Они не людоеды, – возразила Ластинда.
– Я не уверена…
Королева скорчила такую гримасу, что описать ее не смог бы и самый искусный литератор.
Эмма прикусила губу. Все разговоры на эту тему заканчивались одинаково. Мать (реже отец) напрочь отказывалась считаться с мнением самой дочери. Их гранитную уверенность в собственной правоте невозможно было сокрушить ничем.
После таких вот баталий принцесса чувствовала себя несчастнее обычного. Родители, сами того не понимая, подталкивали