называл Морганом, сидел совсем близко и с беззастенчивым интересом изучал ее лицо. Встретившись с ней взглядом, он нисколько не смутился, наоборот – широко улыбнулся. Симпатичный, черноглазый, черноволосый, загорелый, он чем-то напоминал испанца. И это дурацкое прозвище – Морган, надо признать, ему шло.
– А если не позволите, мы все равно будем вас сопровождать. На расстоянии, – добавил он смиренно. – Чтобы не нарушать ваше личное пространство.
– После сегодняшнего рассказа господина Хлебникова мы просто обязаны это сделать, – добавил тот, кого Морган называл Сотником.
– Я не боюсь, – сказала Марьяна и попыталась пошевелить затекшими пальцами ног.
– Ни секунды в этом не сомневались, – усмехнулся Морган. – Но, видите ли, Марьяна Васильевна…
– Можно просто Марьяна.
– Очень приятно! В таком случае мы тоже просто Морган и просто Сотник. Так вот, видите ли, Марьяна, мы так воспитаны, что никак не можем позволить девушке бродить в одиночестве ночью по заброшенному саду.
– Вас хорошо воспитали. – Она улыбнулась уголками губ. – Только имейте в виду, этот рейс последний. Возвращаться на Левый берег вам придется пешком.
Этих двоих не напугала даже такая незавидная перспектива, наверное, они просто еще не слишком хорошо представляли здешние расстояния. Или, что более вероятно, рассчитывали на ее гостеприимство. Это они зря. Оставлять у себя случайных знакомых Марьяна не собиралась.
За окнами автобуса была почти кромешная тьма. В отличие от цивилизованного Левого берега, на Правом не горел ни один фонарь.
– Сад! – сообщил водитель, открывая переднюю дверь.
Марьяна встала, прошла к выходу, кожей чувствуя на себе любопытные взгляды сельчан. Завтра о том, что докторшу провожали ночью два каких-то залетных хлыща, будет известно всей округе. Иван наверняка расстроится, станет сначала злиться, а потом задаривать ее сорванными в чужих палисадниках цветами. Если бы не сломался его верный «уазик», домой бы она возвращалась с Иваном, а не на своих двоих в компании едва знакомых парней. Но «уазик» сломался, и случилось то, что случилось. А эта ночь… она и в самом деле тяжелая. Во всех смыслах…
Поддерживаемая Морганом под локоток, Марьяна спрыгнула на грунтовку, чуть поморщилась от боли в ступнях. Следом, как медведь из берлоги, выбрался Сотник, махнул водителю на прощание рукой. Автобус чихнул и, обдав их облаком выхлопных газов, резво покатился в сторону деревни. Стоило лишь затихнуть вдали звуку мотора, как их со всех сторон обступила плотная, почти непроглядная темнота, а тишина вокруг сделалась едва ли не осязаемой. В этот момент, всего на какое-то мгновение, Марьяна порадовалась, что она не одна. А потом выглянула луна, посеребрив темные кроны старых яблонь, и сиюминутная слабость отступила.
– Нам сюда! – Она шагнула на едва различимую в лунном свете тропинку.
– Смелая вы, однако, барышня, – хмыкнул Сотник. – Тут и днем-то непролазные джунгли, а ночью так и вовсе черт ногу сломит.
– Черт