как будто в этом не было ничего особенного.
– Ага. – Питт медленно выдохнул. И сменил тему: – Убитый был женат?
– О, да. Но я не стал беспокоить его жену, бедняжку. Она спала, и я не видел смысла будить ее посреди ночи. Решил, пусть уж это сделают родственники.
Питт не стал его винить. Сообщать печальные новости близким жертв – одна из самых тяжелых обязанностей в делах об убийстве; тяжелее только видеть лица родственников виновных, когда они наконец узнают правду.
– Вещественные доказательства? – спросил он.
– Ничего, сэр, – покачал головой Лоутер. – По крайней мере, ничего существенного. В доме не нашли чужих вещей, и ничто не указывало на то, что грабитель был где-нибудь, кроме библиотеки. Ни следов обуви, ни обрывков ткани – ничего. На следующий день мы опросили всех слуг в доме, но они ничего не слышали. Никто не слышал, как разбилось окно. Но слуги спят на самом верху, на чердаке – наверное, они и не могли слышать.
– А снаружи? – настаивал Питт.
– Тоже ничего, сэр. Никаких следов под окном, но в ту ночь был ужасный мороз, и земля стала как железо. Я сам не оставил следов, хотя вешу около четырнадцати стоунов[2].
– И достаточно сухо, так что на ковре ваших следов тоже не осталось? – спросил Томас.
– Ни одного, сэр. Я тоже об этом подумал.
– Свидетели?
– Нет, мистер Питт. Я сам никого не видел и не нашел людей, которые видели. Понимаете, Хановер-клоуз – это и вправду тупик; через него нет сквозной дороги, и чужие там не ходят, только местные жители, особенно зимой, посреди ночи. И шлюх там тоже не бывает.
Примерно это Томас и ожидал услышать. Но ведь шанс всегда есть. Остался один очевидный вопрос.
– А что насчет украденных вещей?
Лоутер поморщился.
– Ничего. Хотя мы очень старались – убийство как-никак.
– Что-нибудь еще?
– Нет, мистер Питт. С семьей говорил мистер Моубрей. Может, он расскажет вам больше.
– Я его спрошу. Спасибо.
Лоутер был удивлен, но особого облегчения, похоже, не испытывал.
– Спасибо, сэр.
Моубрея Питт нашел в его кабинете.
– Узнали, что хотели? – спросил тот; на его смуглом лице появилось выражение любопытства и смирения. – Лоутер опытный работник. Будь там что-нибудь, он бы этого не упустил.
Томас сел, стараясь расположиться ближе к камину. Моубрей подвинулся, освобождая ему место, и взял чайник, движением бровей предлагая еще чаю. Питт кивнул. Напиток был темно-коричневым, перестоявшимся, но горячим.
– Вы пришли на следующий день? – приступил к делу Томас.
Моубрей нахмурился.
– Пораньше, насколько позволяли приличия. Терпеть это не могу – разговаривать с теми, кто потерял близкого человека и еще не оправился от шока. Но ничего не поделаешь. Очень жаль. Самого Йорка дома не было, только мать и вдова.
– Расскажите