многие наши проблемы. Например, когда мало людей читают наши документы, мы посылали бы в дело команду типа «Свидетелей Иеговы». Они звонили бы людям в двери и зачитывали наши разоблачения: «Смотрите! Вам знаком этот абзац? Это про ваше местное водоснабжение – здесь миллионная коррупция!»
С обработкой сайентологических утечек нам серьезно помогли ребята из «Анонимов». Они так готовили информацию, что читатель легко ориентировался в потоке документов. И все это они делали добровольно.
Нам очень пригодилась бы такая помощь и для других проектов. Но нелегко увлечь своей идеей посторонних людей, а мы понимали, что уже скоро сами не справимся со всей работой. В чате регулярно появлялись новые люди, предлагая помощь. Но как мы могли знать, кто они и разделяют ли они наши идеалы? Могли ли мы быть уверены, что они не разболтают конфиденциальные сведения?
Религиозный культ и правда облегчил бы нам жизнь. Сайентологи были всецело преданы организации, несмотря на ужасные условия быта и труда. У многих секта отобрала буквально все. Когда деньги кончались, люди отдавали секте дома и страховки. Если отдавать было нечего – работали на организацию, получая взамен деньги на карманные расходы и совсем коротенькие отпуска.
Сейчас я задаю себе вопрос, уж не превратился ли WL в последние месяцы моей работы в религиозный культ. Или как минимум в такую систему, где внутренняя критика невозможна. Все проколы и неудачи имели лишь внешнюю причину, а гуру оставался неприкасаем. Угроза снаружи сплачивала команду. Кто слишком много критиковал, заслуживал штрафа, ему грозили коммуникационной блокадой и так далее. И каждый сотрудник знал ровно столько, сколько было нужно для выполнения его конкретных задач.
Одно можно сказать наверняка: Джулиан отлично понял феномен культа, с которым познакомился по сайентологическим документам.
Первые контакты со СМИ
Культовость и конспиративность, юридические уловки и хитрости маркетинга – мы учились именно у тех, с кем боролись. Позднее Джулиан даже хотел воспользоваться в наших финансовых операциях маскировочными тактиками швейцарского банка. Вокруг нашей организации мы напускали туман и держали нашу команду в полнейшей тайне – почти как сайентологи. В Швейцарии, в той самой стране, которую мы безжалостно критиковали за дурной закон о банках и за трусливую политику, Джулиан будет просить политического убежища в конце 2010 года, скрываясь от шведского уголовного преследования. Джулиан частично перенял военный сленг, например, о нашем технике он спрашивал, не отправился ли тот в самоволку, употребляя аббревиатуру AWOL (Absent Without Official Leave, то есть «отсутствует без официального разрешения»). А когда мы удаляли из документов по войне в Афганистане имена информаторов из американской армии, то называли это «минимизацией ущерба».
Вскоре мы стали осваивать следующую область – прессу. У СМИ мы учились, как манипулировать общественным мнением.
У нас уже был начальный опыт