смерть зову, —
вдруг сказал он негромко, и я вздрогнула.
– Мне видеть невтерпеж
– Достоинство, что просит подаянья,
– Над простотой глумящуюся ложь,
– Ничтожество в роскошном одеяньи…[2]
Я чувствовала жалость и неловкость…
– Прощайте, сударыня!
– А какая квартира у Ситникова? – Я вдруг вспомнила, что не знаю номера ситниковской квартиры. – Шестнадцатый этаж, а квартира?
– Там всего одна квартира, – сказал хозяин, и что-то… странная интонация, странный акцент… проскользнуло в его голосе.
Я вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Он не поднялся меня проводить…
На шестнадцатом, последнем, этаже действительно была только одна квартира. Остальных как бы и не было вовсе. Я знала, что состоятельные люди покупают по две-три квартиры на одной лестничной площадке, перестраивают их, но как это выглядит в жизни, видеть мне еще не доводилось. Я нажала на кнопку звонка и услышала в ответ мелодичную трель. Дверь тотчас распахнулась, и на пороге появился блондин с невыразительным лицом. В его взгляде сквозило легкое недоумение.
– Меня зовут Екатерина Васильевна, я вам звонила…
Он поднес к глазам руку с часами:
– Да-да, помню. Я, кажется, опоздал.
«На два часа!», – произнесла я мысленно, а вслух сказала:
– Не страшно, меня приютил ваш сосед из второй квартиры.
– Соловей-разбойник! – буркнул хозяин. – Проходите, раз пришли.
– Соловей-разбойник? – удивилась я. – Почему?
– Потому. Извините! – Мне показалось, что Александр Павлович слегка покачнулся. – Не обращайте внимания. Прошу! – Он посторонился.
Я вошла в обширную прихожую с высокими, светлого дерева, в тон паркету, шкафами до потолка, овальными зеркалами и светильниками в виде свечей. На изящной консоли у зеркала помещалась массивная фаянсовая ваза, расписанная драконами, наполненная смесью из сухих веточек, цветов и трав. Я почувствовала их слабый, приятный запах.
Александр Павлович небрежно бросил на вешалку свой плащ и, видимо, промахнулся – тот сиротливо лежал на полу.
Я вошла в громадную комнату и замерла, пораженная. Вся наружная стена была стеклянной! Через это циклопическое окно густо синело вечернее небо, утыканное сверкающими звездами, и виднелась земля с высоты птичьего полета: неподвижная лента реки цвета темного серебра, за рекой – лес и луг, и где-то немыслимо далеко, на горизонте – светящаяся малиновая полоса – последнее «Прощай» закатившегося солнца. И первые огни в деревушке за рекой, где я побывала однажды еще совсем маленькой девочкой. Теплая рука памяти чуть сжала мое сердце, и оно дрогнуло в ответ. Я увидела, словно со стороны, яркое пламя костра, рой мошек над ним и лежащих около него немолодого седого человека и двоих детей – девочку и мальчика.
Девочка у костра – это я, мальчик – двоюродный брат Колька, а седой человек – дядя Андрей Николаевич. Он был одинок