на только что зажегшиеся окна жертвы, бросил окурок в стоявшую рядом урну и не торопясь пошел вдоль длинного дома. Впрочем, пока он еще никого не убил, киллером ему только предстояло стать.
А пока он был самым обычным человеком.
Нет, не обычным. Он отчего-то почти не помнил об этом и, вспоминая, каждый раз удивлялся, словно не мог до конца поверить в то, что с ним случилось.
Достав на ходу очередную сигарету, он остановился, прикуривая, и сразу же зашагал дальше, отметив, что почти не нервничает. Как будто знает, что все будет хорошо.
Подходя к собственной машине, он еле слышно выругался. Нечего заниматься самоанализом, нужно думать о деле.
О том, например, что он висит на крючке у Заказчика так прочно, что нет никакой возможности сорваться с этого крючка. И даже если он сделает то, что от него требуется, то есть устроит этой девчонке несчастный случай, для него самого это может означать только отсрочку.
Он не верил, что Заказчик отпустит его на все четыре стороны.
Конечно, не отпустит.
«Думай, – приказал он себе. – Думай, и решение придет».
Звонок телефона Настя услышала, еще отпирая дверь, и еле успела схватить трубку.
– Настюша, ну что так поздно? – облегченно вздохнул Боря. – Я уже изнервничался весь.
– Справку по проектам составляла, – с трудом стягивая одной рукой куртку, объяснила Настя. – Справка понадобилась к завтрашнему утру.
– Ну и что? – возмутился он. – Пусть еще кто-нибудь сделает!
– Да некому больше, ты же знаешь.
– Это не твоя головная боль. Нужно было отказаться! Нечего одной по улицам болтаться, вон темень какая.
– Ладно, Борь, – Настя наконец-то сняла куртку и повесила на вешалку. – Я уже пришла, что теперь говорить.
– В следующий раз не задерживайся, – велел он. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – удивилась Настя. – У нас ты больной, а не я.
– По такой погоде простудиться проще простого.
– Как ты, Борь? Температура есть?
– Температуры нет, – вздохнул он. – А самочувствие ужасное. Голова болит, горло саднит. Да ты еще куда-то запропастилась.
– Поправляйся, Боренька.
– Настя, – он понизил голос. Вероятно, чтобы мать не услышала, – я уже соскучился.
– Ну так приехал бы, – брякнула она. – Болеть и здесь можно.
– На-астя, – строго упрекнул он. – Ну что ты говоришь? Ну куда я поеду? Я ног не таскаю.
– Поправляйся, Боренька.
Почему-то ей было неприятно слушать про его беспомощность. Ей казалось, что незнакомый мужчина, ни с того ни с сего проводивший ее до дома, никогда не стал бы так отчаянно жаловаться.
– Целую тебя, родная.
– И я тебя.
Готовить не хотелось. И есть не хотелось. Настя включила чайник, переоделась в старенький халат, как обычно, подумав, что халат давно пора заменить, и подошла к книжным полкам. Найти бы какой-нибудь давно забытый детектив и читать весь оставшийся вечер, и не думать ни о Боре с его болезнями, ни о Татьяне