на кровати. Уже два дня – с тех пор, как вернулся домой и узнал, что жена исчезла, – он пребывал в смятении и отчаянии.
Сбежала с другим, так ему говорят, с любовником, с которым встречалась всякий раз, когда Люсьен уезжал по делам в Новый Орлеан.
Все ложь!
Он был у нее первым и единственным. В этом он убедился в первую брачную ночь. Его жена была невинна, чиста как ангел!
С ней что-то случилось. Люсьен разжал руки, невидящим взором уставился на лежащие перед ним брошь-часы – подарок Абби в день, когда он предложил ей руку и сердце. Случилось что-то ужасное, Люсьен чувствовал это.
Но что? Что могло заставить ее покинуть дом среди ночи?
Люсьен вскочил и снова начал мерить шагами комнату, взад – вперед, взад – вперед.
Может быть, заболел кто-то из ее родных? Но нет, дело не в этом. Разве не обе́гал он, как безумный, все болота? Разве не обошел всех ее родных и друзей, требуя, умоляя, заклиная рассказать, куда она могла скрыться?
Да и сейчас слуги прочесывают дорогу, болото, поля.
Но он знает: по обоим берегам реки уже летят слухи и злобные сплетни.
Словно наяву, ему слышится ядовитый шепоток за спиной: «А чего он еще ждал? От этой шлюхи, от дешевки с болот!»
Неправда! Это ложь – отвратительная, мерзкая ложь!
Дверь распахнулась. Жозефина никогда не утруждала себя стуком в дверь, пренебрегая воспитанием и хорошими манерами. Дом Мане принадлежит ей, отныне и навечно, она может входить куда и когда пожелает.
– Люсьен!
Он резко обернулся.
– Ее нашли?
Вернувшись с болот, он не переменил испачканную одежду, не снял сапог, даже не умылся. Лицо его, забрызганное грязью, озарилось безумной надеждой.
– Нет. – Жозефина решительно захлопнула дверь. – И не найдут. Она сбежала. Быть может, прямо сейчас смеется над тобой вместе со своим любовником.
Она столько раз повторяла эти слова, что уже сама почти в это поверила. Еще немного – и это станет правдой.
– Нет! Она не могла сбежать!
– Дурень! По-дурацки женился – и после свадьбы остался дураком! – Она подошла к гардеробу, распахнула дверцы. – Разве ты не заметил, что она взяла с собой кое-какую одежду? Горничная тебе не сказала?
Он видел лишь голубое бальное платье – пышное, словно свадебный торт, с оборками и розетками. Она так восхищалась этим платьем!
– Горничная ошиблась… – Но голос его дрогнул.
– Нет, это ты ошибаешься! А как насчет драгоценностей? – Жозефина сняла с полки обтянутую кожей шкатулку, откинула крышку. – Где жемчуга, что ты подарил ей на Рождество? А бриллиантовый браслет – твой подарок, когда ты узнал, что она беременна?
– Их кто-то украл.
Презрительно фыркнув, Жозефина вывалила содержимое шкатулки на диван.
– Взяла то, что ярче блестит. Таких девиц всегда привлекает внешний блеск. Обольстила тебя, втерлась в нашу семью, а теперь опозорила всех нас, покрыла стыдом наше имя!
– Нет! – крикнул Люсьен, сердце его рвалось на части. – Абби не могла меня бросить! Не могла бросить Мари-Роз!
– Быть может,