– их можно назвать „прототипами“, – обкатывать их работу пришлось сразу же в боевых условиях. Времени на тренировки попросту не было. Действия нацистского руководства, игнорировавшего все ранее подписанные конвенции, едва не привели к магическому коллапсу, когда прорыв реальности, организованный Аненербе, вызвал мощный выброс энергии, породившей тварей, способных изменить ход войны.
В свою очередь, советское командование приняло беспрецедентное решение. Вновь созданные Особые взводы не подчинялись никому, кроме короткой цепочки непосредственного командования, не превышающей двоих-троих человек, находящихся в непосредственном контакте с оперативниками. Эти люди напрямую отчитывались перед Ставкой Верховного Главнокомандующего. При этом войсковая иерархия практически утратила смысл. Так, известно, что одним из Особых взводов командовал оперативник в звании старшины – при этом любые сторонние попытки подчинить это подразделение пресекались быстро и жестко. На карту было поставлено будущее».
(Матвей Первый. «Первые месяцы Великой Отечественной. Закрытые страницы». Ограниченный доступ)
Принеси меду
– Тхоржевский! Казимир! Рядовой Тхоржевский!
Казимир встрепенулся и открыл глаза. Сверху сыпалась земля. Откуда? Но тут же он взглянул наверх и все понял. На краю ямы, из которой местные хуторяне брали песок для всяческого строительства, высилась угловатая, точно вырезанная из твердого картона, фигура лейтенанта Васильева.
– Тхоржевский!
– Я, товарищ лейтенант! – Казимир вскочил, подхватывая винтовку, ремнем обвившуюся вокруг левой руки. Лейтенант несколько секунд разглядывал его – сверху вниз, точно раздумывая, стоит ли вообще говорить с обычным солдатом в грязной шинели, только что поднявшимся от неуставного сна. Потом махнул рукой.
– Слушай, Казимир, – лейтенант протянул откуда-то из-за спины большую жестяную банку из-под растительного масла, которое в войну присылали по ленд-лизу. – Ты вроде говорил, что дед у тебя когда-то в этих краях пасечником был?
– Да, товарищ лейтенант, – Тхоржевский грязным кулаком потер лицо, и лейтенант снова про себя отметил, какой же все-таки этот солдат худой и нескладный, – точно, был дед пасечником. Мать рассказывала, что вроде как и сейчас даже есть. Только не видел я его давно, деда-то. Знаю, что живет здесь, даже пройти смогу, а вот есть там сейчас пасека или нет – наверняка не скажу. Извините.
– Ничего. Раз сможешь пройти, то и хорошо. Все же родная кровь, верно? Дед тебе не откажет.
– Вы о чем, товарищ лейтенант?
– Слушай, Тхоржевский… Я ж тебя не в службу, а в дружбу прошу – хотя сам понимаешь, мог бы и приказать как офицер солдату и подчиненному. Но я тебя прошу… Казимир, принеси меду, а? Без сладкого уже и жизнь не в радость. Больше здесь нигде не достать, а спросишь кого-нибудь – молчат как мертвые, только головами мотают, как будто не меда прошу, а чего-то непонятного. Достань меду, рядовой, а?
– Давайте банку, товарищ лейтенант, – Тхоржевский