старых да двое малых, где тебе всех прокормить! Не дам тебе его уморить.
Двое малых, о которых толковала мать, были мои единокровные брат и сестра, тятины дети от другой женщины.
На самом деле всё это время они стояли рядышком и наблюдали за мной с нескрываемым интересом. Шестнадцать лет спустя мой старший брат и моя старшая сестра были давным-давно в могиле.
Помня об этих детях, мама специально купила для них пакетик карамели.
Когда она отдала им конфеты, они просияли от радости: «Спасибо, мама». В те годы съесть карамельку случалось реже, чем отметить Новый год.
Тятя, конечно, растрогался, но, гневно сверкнув глазами, заорал на детей:
– Ваша мать покойница! А ну отошли отсюда!
Дети послушно встали в сторонке.
Мама сказала:
– Что бузишь? Два года их не видала, купила им сладенького, чего орать-то?
Тятя ответил:
– Оставь их в покое, отдай мне малого.
– Своего сына, тебе? Тебе его не прокормить.
– И меня в покое оставь, прокормлю.
– Не прокормишь.
– Прокормлю.
– Точно не прокормишь.
– Точно прокормлю.
Пока мама и тятя препирались, тятина тётка вышла из дома и завизжала:
– Прокормим или нет – это наше дело, У, не твоё! Ты этого выблядка оставила! Подавись ты своими деньгами, чтоб ноги твоей больше здесь не было! Хошь – удави его хоть сейчас, нечего нам тут мозги морочить!
Люди стали уговаривать маму:
– Оставь мальца Цзяюню, так хоть что-то с него получишь. Слезы катились градом по маминому лицу. Она зарыдала в голос:
– Не прокормить ему моего мальчика! Столько лет с ним провожжалась, разве я не знаю, что он за человек? Да пусть он и будет об нём заботиться, эти-то его не пожалеют.
Все поняли, что она имела в виду тятиного дядьку и его жену.
– Будет тебе, это ж его кровинушка, какое дело, станут ли они о мальце заботиться. Пусть бы он заботился и то ладно.
Мама сказала:
– Об одном позаботится, да другое упустит. Лучше уж я сама. Если я его им оставлю, меня рядом не будет – ни взглянуть, ни обнять, зачем мне это?
Люди снова принялись убеждать её:
– Да и без тебя твоим останется. Вырастет, всё равно тебя помнить будет. Куда тебе одной тащить на себе столько детей, оставь его Цзяюню – тебе же проще.
– Да знаю я, – ответила мама, – не сын тебе нужен, Цзяюнь. Денег тебе жалко, восемнадцати лет своих кровных. А если тебе самому не жалко, так, значит, этих двоих жаба душит. Ну их, деньги, Цзяюнь, бог с тобою, не надо мне ничего. Даже если мне побираться придётся, я и на то согласна.
Сказав это, мама посадила меня обратно в корзину, взвалила её на спину и пошла прочь.
Люди зашумели у неё за спиной:
– Цзяюнь, дело-то уже к ночи, что ж ты их не пустишь переночевать? Им ещё столько без еды топать!
Тятя ухватился за корзину и потянул её назад.
Мама резко, как подрезанная, рванулась вперёд.
Они вдвоём чуть было не вытряхнули меня наружу.
Я испугался и громко заплакал.
В этот напряжённый момент тятя выхватил меня