зависть пронырливые ребята, которые полностью осведомлены фактически о каждом дне прожитой Василием Ивановичем жизни. Более того, там могут безошибочно определять только ещё зарождающиеся намерения и глубоко потаённые желания. Знают о поступках, память о которых и для него самого представлялась запретной. Ещё оказалось, что на небесах никто не собирается менять что-либо в его собственной жизни, никто не настроен нарушать начертанный порядок грядущих событий и дней.
Беседы носили чаще всего непринуждённый, если не сказать более сильно, дружественный и даже доверительный характер. Создателю ничего не стоило с бухты-барахты поинтересоваться первой женщиной, открывшей прелести любви для набирающего тело уральского казака. При этом – быть может, случайно, а может, и нарочито – Он умудрился назвать его Адамом. Мог обратиться к детским воспоминаниям маленького Васи, но однажды, не поверите, позвонил среди ночи в очень грустном настроении и предложил исполнить дуэтом самую заветную песню комдива – «Чёрный ворон».
Однако ничто не укротило боевого духа легендарного рубаки, он продолжал воевать так же азартно и самозабвенно, как в лучшие годы своей безвозвратной молодости, не роняя чести полного Георгиевского кавалера. Лишь однажды, объезжая верхом поля боевых сражений, при виде поверженных всадников неожиданная тоска подступила, стиснула когтями пульсирующее сердце, и тогда более всего захотелось пасть на колени и высвободить истошным воплем угнетённую душу: «Господи, прости меня грешного!»
Итак, управившись с утренними освежительными процедурами и привычно примостившись на заветной ольховой коряге, Василий Иванович с наслаждением вдохнул полной грудью бодрящий воздух, поёжился на утреннем холодке и, как человек до самых печёнок военный, с оценивающим вниманием осмотрелся кругом. Сначала придирчиво осмотрелся невооруженным глазом, но затем приставил под брови командирский бинокль.
За озером, над кромкой дальнего леса, медленно всплывала багровая макушка ещё холодного солнца, отчего вся водная поверхность на озере заиграла коралловой рябью. Природа дружно озарилась таинственным преображением, словно в годину исполнения торжественного тронного гимна, возвещающего приход нового дня. Сколько их было в беспокойной жизни Чапая, этих роскошных утренних зорь, к которым никогда невозможно привыкнуть! Может, и потому, что они щедро даруют нам молодящие силы и призывно манят, завлекают миражами грядущего.
На ранней свежести мысли струились необычайно легко и прозрачно, как после вовремя выпитой чарочки или после обретения новых боевых наград. Поэтому Чапай в очередной раз принялся взвешивать все за и против применительно к предстоящему генеральному сражению. От этой решающей схватки зависела судьба всей фронтовой кампании. Не случайно комдив до поздних петухов шаманил вареными картошками на штабной стратегической карте, выявляя наиболее уязвимые места в боевых порядках противника. И сколько он