пулями даже в двадцатый и сороковой раз – чертовски сложно. Может быть, даже сложнее, чем в первый, потому что уже не по рассказам знаешь, как до обидного просто столкнуться с крохотным кусочком металла, летящим навстречу. Потому что, своими руками выпустив сотни подобных дьявольских посланцев, заранее готов испустить стон, вообразив собственную развороченную грудь, кровоточащий живот, изувеченное лицо. И все это может быть результатом одного-единственного попадания, одной крохотной случайности и вашего конкретного невезения. Пугающее видение навещало во снах, картинка обретала не только цвета, но и пугающие звуки с запахом и ощущением боли. Чувство страха въедалось в мозг – все равно как грязь под ногти, только вот избавиться от него было стократ труднее, чем от грязи. Виктор знал: у кого-то на подобную реабилитацию уходят месяцы и годы, у кого-то может не хватить и всей жизни. Для одних зуд, поселившийся глубоко внутри, становится привычным, те же, кто не может к нему привыкнуть, в итоге сходят с ума. И он отлично понимал тех ребят, что, покинув войну, спустя месяц или два с растерянностью в сердце возвращались на фронт. Это походило на кессонную болезнь, когда стремительное выныривание на поверхность угрожает бедой. Следует срочно возвращаться обратно и возобновлять подъем, выдерживая длительную декомпрессию. Правда, роскошь щадящего подъема выпадала на долю очень немногих, и подобно подавляющему большинству, очутившись вне выстрелов, вне схваток и плена, Виктор долгое время испытывал обморочное головокружение. Общепринятый быт с трехкратным питанием и восьмичасовым рабочим днем, с вечерним телевидением и обязательной газетой так и не сумел уберечь его сознание. Он пришел в себя, но от ощущения войны так и не избавился. И сейчас, сидя в кафе, к собственному ужасу Виктор почувствовал поднимающееся из неведомых глубин животное удовлетворение. Он вновь возвращался ТУДА – в стихию кровавого грохота. Нескольких острых событий оказалось вполне достаточно, чтобы всколыхнуть в нем солдата – существо, ненавидящее страх и воюющее с ним ежедневно и ежечасно. Глядя в лютоватый, налитый кровью глаз парня у стойки, Виктор позволил себе снисходительно улыбнуться. Чему быть, того не миновать, и кто знает, возможно, благодаря этой ухмылке, обормот у стойки не разобьет чьих-нибудь зубов и не сграбастает в пятерню случайно подвернувшуюся шевелюру.
Все получилось так, как и предполагал Виктор. Отставив недопитое пиво, парень толкнулся от стойки и двинулся прямиком в его сторону. Вот вам и судьбоносное действо! Стычка с местным забиякой. Но лучше уж забияка, чем капот несущегося авто. Да и посетители, дай бог, помогут. Все-таки угостил, улестил… «Топай, козлик, топай!» – Виктор подзадорил приближающегося верзилу взглядом. А секундой позже пара смуглокожих посетителей стиснула его с двух сторон.
– Сиди, где сидишь, цыпа!
Тот, что очутился справа, довольно симпатичный, с цыганскими буйными кудрями,