это она запропастилась? – перебирая в сундуке немудрёный скарб, тихо шептала Верочкина мама. – Куда? А, вот она! – вытаскивая белую кружевную кофточку, – сейчас поглажу и буду как до войны, с Васечкой! – проговорила она и ахнула.
Верочка не видела обезумевший взгляд матери, застывший на кофте. Не видела, тихо напевая колыбельную своей Любочке, как мать разъярённой львицей надвигалась на неё.
– Это что? – раздался рык над головой Верочки.
Вздрогнув, Верочка повернулась к матери, и тотчас же, поняв причину её гнева, сжалась в маленький комочек.
– Что это, спрашиваю тебя? – потрясая кофтой перед лицом дочери, ревела мать.
– Мамочка, прости! Я совсем немножечко… платьице… для Любочки!
– Платьице?! Я тебе сейчас такое платьице покажу!.. – резко развернувшись, мать подбежала к комоду, вынула из него портновские ножницы и устремилась к дочери. – Я тебе покажу платьице! – вновь взревела она, занесла руку над головой и резко ударила ножницами по маленькой Вериной ручке.
– Мама, мамочка, не надо, не бей! Мне больно, я больше не буду! – вскричала Верочка, но мать, не слыша её, с остервенением наносила удары большими портновским ножницами по маленьким тоненьким ручкам дочери. Била долго и до тех пор, пока не обессилела сама. Верочка же давно уже молчала. Потеряв сознание от боли, она навзничь лежала на материной кровати, широко в стороны раскинув синеющие руки. Крупные рубиновые капли, как осыпающиеся с рябины спелые грозди, окрашивали покрывало.
К вечеру на город наплыли хмурые чёрные тучи и впервые, уже на исходе лета, грянула гроза, как предвестница страшных событий. С первыми раскатами грома на умирающую землю упали тугие струи дождя, взбив в грязную густую жижу дорожную пыль, и напоив живительным соком траву, но Верочка не слышала грозу, не видела её зловещих молний, она металась в жару и в бреду звала милую маму.
Утром Верочку увезли в заводскую больницу, а через день в хирургическое отделение городской больницы, где маленькой девочке ампутировали обе руки, которыми она шила красивые платьишки из маленьких ситцевых лоскутков для своей единственной куклы – Любочки.
Через две недели, – пятого сентября Верочку выписали из больницы.
Вечером того же дня в одной из комнат барака шёл тихий разговор.
– …бедная девочка!
– Несчастный ребёнок! Отец за неё жизнь отдал, а мать отняла!
– Пап! – вклинился в разговор родителей мальчик.
– Что, Вова?
– Ты… эт… не покупай мне удочку.
– Что так?
– Да… ты купишь не такую, как я хочу! Ты дай мне рубль, я сам куплю!
– Ну, что ж, пусть будет по—твоему, – ответил отец. – Завтра на столе возьмёшь… свой рубль.
Вечером следующего дня к Верочке пришёл соседский мальчик.
– Я Вова! – подойдя к кровати, на которой лежала Верочка, проговорил он и шмыгнул носом.
– Ты что, простыл? – улыбнулась Верочка.
– Не…