ясней. Синель, отец мой, умер,
И потому я знаю сам, что стал
С тех пор Гламисским таном; но Кавдор
Здоров и жив! А что до предвещанья
Быть королем – то ведь оно чудней,
Чем даже весть, что буду я Кавдором!
Скажите ж, как и почему известны
Такие вам дела? Зачем явились
В пустынной этой дебри вы, чтоб нам
Смутить и ум и душу этим странным
И вещим предсказаньем? Говорите!
Я требую!..»
Они смотрели на него с похотливой благодарностью, приложили пальцы к губам, после снова побежали к озеру и нырнули в воду. Когда они полностью скрылись под водой, а мы почти пришли в себя, я повернулся к Джеймсу, выжидающе вскинув брови.
– «Монарший трон твоим обещан детям». – Он.
– «Но ты зато монархом будешь сам».
– «И сверх того Кавдорским таном. Так ли
Мы слышали?»
– «От слова и до слова». – Я.
Где-то среди деревьев послышались шаги, и я взглянул в ту сторону.
– «Но кто идет?»
Оставшаяся часть сцены была короткой, и, когда я заговорил, мой взгляд опять начал блуждать по поверхности воды. Озеро замерло, отражая беспокойное, бурное небо. Когда пришло время, я и два счастливых третьекурсника, игравшие Росса и Ангуса, вышли прямо из огня (постановки никогда не обходились без спецэффектов).
– Мы закончили, – шепнул один из них. – Ни пуха.
– Спасибо. – И я юркнул за сарайчик на краю пляжа.
Он был крошечным, не больше флигеля, и если я выглядывал из-за него, то видел костер, каноэ и Джеймса, который одиноко стоял в стороне ото всех.
– «Что вижу я?.. Кинжал! И рукоятка
Плывет ко мне!..»
Он цеплял пальцами воздух перед собой.
– «Хочу его схватить…»[27]
Это был монолог, который я не ожидал услышать от него. Сам Джеймс был слишком хорош и безупречен, чтобы говорить о крови и убийствах, словно настоящий Макбет. Но он был там, в красном свете костра, и глубокие тени ложились на лицо моего друга, не оставляя и следа от прежнего ангельского совершенства. Он стал красив, будто дьявол, – с темными, блестящими глазами и соблазнительной улыбкой.
– «…Подобный призраку, спешил он
На дело зла!.. Не выдай же, земля,
Моих шагов, куда бы их направить
Ни вздумал я!.. Не возопите камни,
От ужаса, чтоб не смутил глухой
И мертвой тишины, так подходящей
К задуманному делу! Но довольно!..
Словами я грожу, а он живет!
В словах простыть способно само дело…
Иду, иду! Гудит призывный голос!..»
Он еще раз проклял Дункана, а затем направился ко мне, покинув круг света. Зрители на пляже, перешептываясь, ждали начала следующей сцены.
– И что теперь? – спросил я, когда он приблизился и мог услышать меня.
– Не знаю. – Он присел на корточки. – Думаю… стой. – Он привстал и весь напрягся.
– Что?
– Геката, – прошипел он.
Прежде чем