Если бы мы были злодеями. М. Л. Рио

будто набрал двадцать фунтов. Разве люди не худеют в тюрьме?

      – Нет, если пытаются дожить до освобождения, – говорю я. – Кроме того, там особо нечем заняться.

      Она тихо фыркает.

      – Ты отжимался? Ты похож на Мередит.

      Я боюсь, что снова покраснею, и стягиваю футболку, надеясь, что Филиппа не заметила моего смущения. Кажется, что она не сводит глаз с дороги, но у нее зеркальные очки, и поэтому ни в чем нельзя быть уверенным.

      – Как она? – спрашиваю я, рассматривая другую футболку.

      – Уж точно не страдает. Мы немного общаемся. Теперь мы все не слишком много общаемся.

      – А как Александр?

      – Еще в Нью-Йорке, – произносит она, но это не ответ на тот вопрос, который я задал. – Связался с какой-то компанией, которая ставит действительно сильные, захватывающие пьесы. Сейчас он играет в «Клеопатре» на каком-то складе. Там на сцене песок и живые змеи. Прямо в стиле Антонена Арто. Потом ребята займутся «Бурей», но она может стать последней пьесой, в которой Александр примет участие.

      – Почему?

      – Они хотят поставить «Цезаря», а он наотрез отказывается играть в этой пьесе. Он считает, что именно из-за «Цезаря» все пошло не так. А я повторяю ему, что он не прав.

      – Думаешь, все дело было в «Макбете»?

      Она останавливает машину (загорается красный свет светофора) и бросает взгляд на меня.

      – Нет, Оливер. Я думаю, мы облажались с самого начала.

      Автомобиль взрыкивает: Филиппа переключается на первую скорость, потом на вторую.

      – Я не знаю, так ли это, – тихо говорю я, но никто из нас не продолжает разговор.

      Некоторое время мы едем молча, затем Филиппа включает магнитолу. Оказывается, она слушает аудиокнигу. Айрис Мердок, «Море, море». Я прочитал Мердок в камере еще несколько лет назад. Помимо физических упражнений и отчаянной надежды остаться незамеченным, это то, что делает в тюрьме настоящий шекспировед – читает. К концу десятилетнего заключения меня – за хорошее, то есть ненавязчивое поведение – вознаградили работой с книжными стеллажами вместо чистки картошки.