близнец похожую на любое их тех питейное заведение, в которых ей приходилось бывать. Запах пива, дымный мерцающий очаг…
– Так ты и есть исполнительница, – приветливо проговорила хозяйка таверны. – Издалека пришла?
Эррин предпочла не заметить вопрос. Ответа они никогда не понимали.
– Да, я исполнительница, – согласилась она. – Будете ли вы меня слушать?
Спрашивая, она всякий раз крохотной частицей своего существа надеялась услышать «нет», однако до сих пор отказа ей слышать не приходилось. Конечно, будут. Хозяйка просияла еще ярче, скрестила руки под внушительной грудью.
– Будем рады услышать тебя, – ответила она. – У нас тут развлечений немного. Соберется почти вся деревня, милочка, не сомневайся. Устроить тебя у огня? Сколько места тебе нужно?
– Немного, у меня только несколько свирелей. Но нельзя ли сначала получить немного еды?
Она научилась договариваться о еде заранее, до игры. Трудно было противостоять порыву, потребности играть. Нужда горячей и сухой иглой засела в затылке, томила пальцы, но если очень постараться, она сумеет вытерпеть примерно час. Хозяйка таверны подала ей горячий луковый суп, большой ломоть свежего хлеба и, к восторгу Эррин, целую кружку настоянного на ягодах рома, остро напомнившего ей о далеком доме. Но вскоре ее пальцы начало покалывать, а шею охватило удушливым жаром, словно тонкие ладони сомкнулись на горле. Отставив миску и кружку, она полезла в дорожный мешок за свирелью.
Пока она ела, таверна постепенно наполнилась завсегдатаями, все места были заняты, и тем, кто пришел последним, пришлось стоять… Все глаза были обращены к ней. Вид свирелей никого не удивил, но так бывало всегда. Эррин гадала, пытаются ли они понять, из чего сделаны флейты – из светлого дерева, из глины? А может, они знают, но им все равно.
Не глядя на собравшихся мужчин, женщин – и детей, благие боги, помогите, – она припала ртом к концам дудок и набрала воздуха в грудь.
Когда она уходила, под розовеющими серыми небесами начинался рассвет, но жизнь и тепло, казалось, оставили деревню. Эррин спешила к воротам, опустив голову, стараясь слышать лишь собственные шаги по пыльной земле, но где-то неподалеку рыдал мужчина, его голос был полон отчаяния, a потом, уже выходя за ворота она услышала сердитый крик и стон, прозвучавший в ответ.
Но это ничего не значило. Ноги уже несли ее к следующей цели, и она не смогла бы остановиться, даже если бы захотела.
Следующее селение было побольше, дома теснились на берегу реки. Где-то на своем долгом пути Эррин пересекла границу – вдоль нее стояли деревянные знаки, разрисованные символами, показавшимися ей смутно знакомыми.
Селение оказалось процветающим. Перед ней высилась крепкая стена из красного кирпича, у берега широкой реки качались на волнах многочисленные лодочки. Уже наступили сумерки, но оживленная торговля продолжалась. На рынок несли корзины с рыбой, мешки с мотками шерсти. Таверны не было видно, но Эррин не сомневалась, что она должна быть, и направилась на небольшую