здесь. Возник вместе с Городом. Сразу в шестикомнатной квартире на третьем этаже дома, который все в Городе зовут просто Дом.
Когда кто-то говорит: “Мы скоро переедем в Дом”, – все с завистью понимают, какой Дом имеется в виду. Тот, на улице Революции. Самый заметный в Городе. Девять этажей. С колоннами у входа и лепниной под карнизами. С бронзовыми ручками на дверях в парадные, где входящих встречает вахтер. С высокими потолками и огромными квартирами. С двумя лифтами в каждом подъезде.
Ходят слухи, что таких Домов должны были построить несколько. Но почему-то построили только один. Жить в нем очень почетно. Отец иногда говорит, что, может быть, им однажды тоже дадут там квартиру. Мать грустно, иронично улыбается в сторону.
Никто из одноклассников мальчика никогда не был в Доме. А он – был. Однако его пока не слишком томит, занимает Дом сам по себе. Он только оболочка, раковина – именно лепные раковины поддерживают карнизы Дома, – тайны жизни дяди Игоря.
Кажется, родители это чувствуют. Отцу неприятно. Он предпочел бы не водить его туда. Чужой круг, говорит он. Но дядя Игорь приглашает всех троих. И неподатливый отец не может ослушаться – почему? Мальчик хочет это знать.
А мать… Однажды мальчик тайком увидел, как в отсутствие отца она примеряет подаренный дядей Игорем на день рождения халат. Нездешний, неземной, бордового тонкого шелка, с вышитыми птицами, цветами и драконами. Она стояла перед зеркалом, то запахивая потуже, чтобы обрисовалась фигура, то вольно распахивая длинные полы халата. Майский свет брызгал из зеркала. Трепетали желтые лепестки лотосов. Пылко извивались, облекая ее бедра, серебряный и золотой драконы с изумрудными глазами, пышущие бисерным, жемчужным дымом из широких фиолетовых ноздрей. Одетая, она была так обнажена в своем чувстве, что мальчик смутился и закрыл дверь. Но не стыд вел его руку, а уязвленная страсть; он хотел бы разделить эту ее близость с дядей Игорем, возникшую через подарок.
Замирая от двойной запретности того, что он делает, от нарушения границ и от переодевания в женское, он надел потом этот халат – и тут же сбросил, ошеломленный гадким и томительным ощущением вульгарной нарочитости преображения. Однако мальчик запомнил само действие, способ, как бы отложил в копилку, предчувствуя, что однажды это может понадобиться.
Мальчик уже разбирался, как устроена жизнь в Городе, распределил по ячейкам всех известных ему людей. Благо что Город был организован весьма удобно для этого. В его центре, за второй Стеной, был Институт, где работал отец. И все жители – охранники, уборщицы, слесаря, водители, ученые, продавщицы, учителя, врачи в больнице, как мать – прямо или косвенно служили Институту.
И только место дяди Игоря было неизвестно.
Ни военный, ни штатский; ни один из узнаваемых, выверенных типов. Отдельный. Свой собственный.
Он единственный жил так, будто не существовало Города, Института, Стены, комендатуры. Красных флагов, транспарантов, демонстраций, плакатов с призывами