его накоплений к нулю, но ведь задолго до революции он уже был совершенно одиноким человеком. Неужели он не понимал, что все его накопления могут пойти прахом?
На большой, по городским меркам, усадьбе Василий Николаевич имел отлично устроенное хозяйство с ремесленным цехом, садом, огородом, имел два дома и все необходимое для обеспеченной жизни. И, как всякий обстоятельный человек, собирал деньги. Для кого и для чего он собирал деньги? А если б не собирал, то на что бы он их тратил? Нет ответа на эти вопросы.
Наш бесстрашный отец на откупленном – в долг – у Василия Николаевича крошечном пространстве земли начал создавать семью и строить свое хозяйство. Я помню, он кому-то рассказывал:
– Сначала в маленьком доме жили, а потом, когда начал разводить семейство, пристроил кухню.
Так и сказал: «разводить семейство».
Кухню отец пристроил большую, с двумя окнами во двор, построил небольшой коридор, чулан с замечательной лестницей на чердак. Коридор был похож на маленькую веранду с большим окном. Отец построил сарай, выкопал погреб, над погребом построил еще один небольшой уютный сарайчик. У нас он назывался «погребка». В ней жили куры, а иногда кролики. Двор отец обнес хорошим забором. Кроме того, он построил новые ворота и калитку. Желтые строганые доски, плотно пригнанные одна к другой, тёсаные мощные столбы ворот, замечательная калитка с высоким порогом, – все это было и соразмерно, и надежно. Ни у кого из соседей не было таких красивых ворот и калитки, а уж дедовские темные ворота казались совсем старыми и дряхлыми.
Я думаю, что время от 1923-го до 1931-го годов было лучшим, благополучнейшим временем жизни нашей семьи. Отец был молод, работа на спичечной фабрике его не изнуряла, и у него оставалось достаточно времени и сил на благоустройство своего хозяйства.
Вот как об этом сказано в отцовской автобиографии: «В 1918 году, когда немцы пришли в Новозыбков, я на фабрике не работал, а когда их прогнали, вернулся работать на свое место. В Красной Армии я не служил, так как меня признали непригодным по статье 24-й. На фабрике меня выбрали членом фабкома, хотя я был простым ящичником. Был премирован за выполнение первого экспорта спичек в Турцию двухмесячным жалованьем».
Где-то между строк этого фрагмента из автобиографии отца могло бы быть упоминание о злополучной поездке на заработки на Украину. Но отец об этом не упоминает и это совершенно понятно. Как-никак, это было поползновение, хоть и на кустарном уровне, но все-таки на частную инициативу. Во время НЭПа частничество не преследовалось, разрешалась торговля. Тем не менее нэпманы считались чуждыми элементами и относились к людям с запятнанными биографиями. В самом начале семейной жизни мои родители испытывали достаточно убедительные материальные затруднения. Отцовской зарплаты на многое не хватало, и мама старалась как-то помочь отцу. Она неплохо шила и зингеровская швейная машинка служила ей верой и правдой. Это была память ее покойной матушки. Мама не только обшивала семью, но и по-соседски кое-кому шила простые