уехать, и, возможно, это было бы…
– Я собираюсь взять отсрочку, – говорю я, мгновенно приняв решение. Только так можно избавиться от маминых понуканий – хотя бы на несколько месяцев. – Пропущу первые две четверти. Слишком рано.
Ей необязательно знать, что ноги моей не будет в этом университете.
Мама хлопает глазами. Такого поворота она явно не ожидала. Судя по положению ее плеч, она настроилась на скандал, но с приведенным мною аргументом не поспоришь, а я на это и рассчитывал. Так что мама кивает – наверное, довольна, что я принял хоть какое-то решение.
– Ладно. Но если ты так поступишь, тебе нужен новый план. Даже если ты пока не поедешь учиться в Калифорнийский университет, то всё равно не можешь продолжать… – Она умолкает и указывает на кучу грязной одежды, грязную посуду, переполненное мусорное ведро. – Это. Нужно чем-то заняться.
Обвожу взглядом комнату. Я не покидал ее всё лето, и это заметно, вот только у меня нет сил переживать или стыдиться из-за бардака.
– Ты всё еще жив, – говорит мама, пожимая мою руку. – И не можешь перестать жить, из-за того что Кимберли мертва. Тебе нужно жить дальше.
Длинно выдыхаю, приглаживаю пятерней сальные волосы. Уже один этот разговор меня утомляет. Я вообще не представляю, что значит «жить дальше» теперь, когда рядом нет Кимберли, поэтому заявляю начистоту:
– Даже не знаю, откуда начать.
Может, если мама скажет, чего хочет от меня, этого будет достаточно.
– Сэм хочет тебя видеть. – Она протягивает мне мобильный. Интересно, как она его достала? – Ты не разговаривал с ним несколько месяцев, и я знаю наверняка, что он тоже страдает. Почему бы не начать с этого?
Она пихает мне в руки телефон, и он сильно ударяет меня в грудь, потому что я не успел его схватить. Без тренировок мои рефлексы совсем атрофировались. На экране отображается множество пропущенных звонков и непрочитанных сообщений, преимущественно от Сэма, и еще несколько от ребят, с которыми я играл в футбол на протяжении нескольких лет, хотя они написали всего пару раз, сразу после аварии, но, не получив ответа, бросили это дело.
Один Сэм всё еще не оставил попыток выйти со мной на связь.
Я медленно пролистываю его сообщения, смотрю, как послания типа: «Привет, старик, как дела?» сменяются вопросами вроде: «Чувак, уже почти два месяца от тебя ни слуху ни духу. Позвони мне. Я за тебя волнуюсь».
Не знаю, как буду смотреть Сэму в глаза после того, что произошло. Неужели он хочет меня видеть? Даже если мы увидимся, наша встреча станет лишь еще одним болезненным воспоминанием о том, что наше трио – больше не трио.
– Ты не сможешь отмахиваться от него вечно, – говорит мама, словно прочитав мои мысли.
Она дважды хлопает меня по ноге и встает.
– А теперь позвони Сэму и поднимайся. Отправляйся в магазин – я больше не стану покупать тебе еду, – добавляет она, направляясь к двери. – Может, если ты как следует проголодаешься, то выйдешь наконец из своей берлоги и присоединишься к миру живых.
У меня громко урчит в животе.
Предательский