с подросшими уже котятами. Старик нагнулся над кошкой, взял одного котенка, потом положил его, выбрал другого, сунул Любе в руку.
– Ну-ка, задуши его, – сказал дед. – Задуши рукой-то, левой.
– Да ты что, дед? – ужаснулась Люба. – Зачем его душить-то?
– Клади и валяй отсюдова, – сказал дед. – Не можешь.
– Могу! – взвилась Любка. – Могу!
И стала сжимать свой маленький кулак вокруг шеи котенка. Котенок пискнул и замер. Люба разжала руку – котенок был мертв. Дед взял его и бросил в сторону. Кошка встревоженно высунулась из решета.
– Пошли, что ли! – рявкнул дед, и они вышли на яркое солнце. – Ну всё, прощевай пока!
– Дед, ты обещал! – взмолилась Люба, чувствуя себя обманутой.
– Чего я тебе обещал, дура?! – рассердился дед.
– Ну, это… силу… – промямлила Люба.
– Иди, иди, всё у тебя есть, – всё больше сердился дед.
– Дедушка, я же отомстить ему хочу, пойми ты! – опять умоляет она старика.
Он сел на чурбачок, закурил дешевую сигарету и, глядя в землю, сказал:
– Если тебе чего надо, ты думай, что уж оно так и есть. Всё, как ты и задумала. Много чего есть. А сильнее этого ничего нет, девка.
…Вера всё-таки пришла к психоаналитику. Белая маленькая комната. Немолодой человек в круглых очках, кудрявый, седой, западного образца. На стенах – репродукции странных геометрических картин. На одной Эшер, на другой мандала. Вера сидит напротив. Разговор начался уже давно.
– Я говорил не о той истории. Сейчас – о том, что сегодня, вчера – самое мучительное, самое неприятное – сейчас. Надо подумать и назвать: что? – спрашивает мужчина.
– Стыдно, – отвечает Вера. – Стыдно перед Сержем, перед сестрой.
– Вот, вот! Отлично! Стыд! – обрадовался человек. – Стыд! Это правильно. Он такой тяжелый, душит. Вот здесь, да? – показывает рукой на шею. – Надо его весь собрать и снять с себя. Снимите ваш шейный платок, да. Это ваш стыд. Вы снимаете его и бросаете. Бросайте, бросайте!
Вера отбрасывает платок.
– Очень хорошо. Сейчас, сразу же станет легче. Сейчас вы почувствуете облегчение. А чуть раньше – мы живем обратно, в ту сторону, назад. Что раньше? Какое самое тяжелое чувство там, раньше? – Он требовательно смотрит на нее.
– Я его ненавижу. Ненавижу… – шепчет Вера.
– Правильно. И это очень тяжело. Чувство сильнее вас, больше вас, его невозможно вынести, такое оно огромное и тяжелое. Правда? – Вера кивает. – Надо его снять. Надо освободиться. Надо избавиться, выбросить. Как снимают с себя рубашку. Как старье с себя сбрасывают. Ну, сама, сама…
Вера медленно расстегивает пуговицы блузки.
– Молодец, правильно. Снимай и выбрасывай, освободи себя. Вот так. И сразу же легче, легче. Задышала по-другому.
Блузка летит на пол.
– Еще немного назад, еще немного назад, – с давлением говорит он.
Вера начинает плакать.
– Ну что там, что? Говорите, пожалуйста. Надо всё сказать, чтобы освободить себя, – внушает он. – Это огромный груз, тебе не под силу его тянуть. И не надо. Сейчас