обвила его руками, поцеловала в губы.
– Это тебе за сочувствие, – Лиза перевела дух, – а это тебе за то, – Лиза снова приникла к нему, – что ты завтра окажешься дома, со своими розовыми и белыми магнолиями, а это тебе… не знаю, за что. И именно за это я тебя больше всего люблю.
– За что же?
– Скажу на вокзале.
Смотрит на себя в зеркало: старик.
В привокзальном кафе нельзя было курить, и Лиза грызла спичку. Стиву хотелось как-то успокоить ее, отвлечь. Он вдвое старше нее, он был на войне, он знает, что такое опасность, что такое угроза. В СССР нет войны, но чувство угрожающей опасности разлито в воздухе.
Лиза неосмотрительна! А он? Разве можно было водить ее в гостиницу, нашпигованную прослушками! И агентами в смокингах. В привокзальном кафе он вдруг начал озираться, вглядываться в людей за соседними столиками.
– Заболеваешь? – Лиза бросила изломанную спичку в блюдце. – Имей в виду, паранойя не лечится. Вернешься домой – и на рыбалку. Восстанавливать нервную систему. Ты так красочно описывал дачу с озером… Въезжаешь на велосипеде в изумительную тишину. Варишь кофе и сокрушаешься: «Какой же я дурак, почему бы мне не жить здесь постоянно?» Выпив кофе, ты отправляешься с удочкой на озеро в полной готовности остаться там навсегда, а сам уже думаешь, зачем тебе эта рыба? За это время ты мог бы сделать то-то и то-то… Сматываешь удочки, катишь на дачу. Пересаживаешься в машину, возвращаешься домой. Неприкаянный ты, Степушка, за это и люблю.
Я однажды это делал и увидел, как в часы вдруг вселился бес, и весь запас времени с треском полетел в тартарары, стрелки пустились взапуски по циферблату, они как сумасшедшие вращались со страшным шумом, престиссимо, а потом так же внезапно все кончилось, и часы испустили дух. Именно это происходит сейчас здесь, у нас: солнце и луна, обезумев, мчатся, словно их кто-то гонит по небу, дни летят, время убегает, словно через дыру в мешке…».*
* Достают меня эти цитаты! Читатель уже наслышан о моей начитанности, о моем увлечении Гессе! Явный перебор.
Соня – камея, с глазами, впаянными во тьму, – слушает Лизино чтение. Когда они познакомились, она еще читала сквозь лупу.*
* У меня такой подруги не было. Скорее всего, Таня познакомилась с Соней в Гомеле. Ну не с Соней, конечно. Чем-то, видимо, она меня ей напоминала. Помощь старым и больным – в Танином характере, в себе я такой склонности не замечала. Да поди ж, прорезалась на склоне дней. Таня – ты провидец! Или ведьма. Раньше ты подчинялась мне, и я, надо сказать, вволю этим попользовалась. Теперь, когда тебя нет, все стало наоборот. Что значит, тебя нет? Ты же это пишешь. А я расслаиваюсь. На ту себя, на эту себя. Это лишает работоспособности. Учти, на одну пенсию я не проживу.
– Это Гессе написал в сорок два года, когда расстался с женой и пустился во все тяжкие: пил, кутил, писал картины, сходился с разными женщинами. Вот