со двора, пахнувший морозом, отец.
– Ага, – ответил я. – А колонны нету.
Не раздеваясь, отец прошел ко мне, с минуту глядел в стекло, а потом, снова вышел.
Вскоре он стоял рядом с бойцом, они о чем-то поговорили и направились к нашему дому.
Затем на веранде хлопнула дверь, за ней вторая и на кухне, в облаках пара, появились отец с солдатом.
– Надя! – позвал отец маму.
Чуть позже, сняв шапку и поставив рядом в угол автомат, русоголовый солдат с аппетитом уплетал за кухонным столом, жареную картошку на сале.
Мне же было поручено смотреть в окно и предупредить о появлении колонны. Трасса оставалась пустынной, мама налила гостю чаю, а к нему наложила в блюдце вишневого варенья.
После чего ушла в зал, где снова занялась вышиванием.
Все это время я одним глазом смотрел на трассу, а вторым на автомат. Никогда такого не видел.
Те, что показывали в военных фильмах, были с куцыми дырчатыми стволами и круглыми дисками, а этот совсем другой. Похожий на игрушку.
– Что, нравится? – перехватил мой взгляд, солдат, прихлебывая горячий чай из чашки. – Можешь потрогать.
Я слез со стула и, пройдя на кухню, осторожно коснулся автомата. Он был холодный, чуть пах смазкой и с мелкими каплями на металле.
– Так, спасибо вам за все, – поднялся со стула гость.
Затем он протянул мне руку «дай пять пацан», и я шлепнул в нее ладошкой.
После солдат поправил торчащие за голенищем флажки, натянул на голову шапку, прихватил свой автомат, и они с отцом вышли.
Через несколько минут, он вновь стоял на перекрестке, а вскоре со стороны центра подошла колонна.
Впереди рулил зеленый «бобик», за ним десяток, с брезентовыми тентами таких же грузовиков, к которым были прицеплены с длинными стволами пушки.
Наш солдат выбросил одну руку с трепещущим флажком вперед, а вторую вскинул над головой.
Колонна, урча моторами, медленно потянулась в сторону заснеженной степи.
Миновав перекресток, последняя из машин на несколько секунд остановилась, из-под тента высунулась рука, боец влез в кузов, и автомобиль снова тронулся.
– Пап, а пап, – обернулся я от окна, к стоявшему рядом отцу, когда трасса опустела, и машины скрыла летевшая вслед поземка. – У тебя на войне были такие пушки?
– Это гаубицы, сынок, – ответил он. – Мои были калибром меньше.
Мороз и солнце
Выйдя за ворота с лыжами и палками в руках, я, паря ртом, оглядываю пустынную, с сугробами вдоль заборов, улицу, и поглубже натягиваю на голову шапку.
Сегодня в школу идти не надо. На улице мороз за двадцать, занятия отменены, и я радуюсь.
Улица – не школа, ее никто не отменял, а потому нужно подышать свежим воздухом.
Воткнув палки в снег, я кладу лыжи рядом стягиваю с руки варежку и, сунув в рот два пальца, издаю резкий свист.
С высокого тополя на углу, срывается стая дремавших там галок и с карканьем уносится в небо.
Из двора напротив тут же раздается ответный, потом открывается одна из створок