было превращать похороны столь удивительного человека в фарс с попом и кадилом! Она, наверное, этому попу еще и денег сунула. Они ж бесплатно не работают. Только всё болтают о «милосердии», «милостыне», «помощи ближнему» и прочей «евангельской» хрени, а сами за все деньги гребут – «свечечки», «иконки», крестины, свадьбы, похороны… без лоха и жизнь плоха! А ты саму сестру-то Валентина Евграфыча хорошо разглядел? Вырядилась, как монашка, четки в руках, даже платок черный нацепила, небось и квартиру его попам отпишет, или продаст и «пожертвует». На БМВ новый, ха-ха.
– Коль, не надо, а… у неё горе всё-таки…
– Горе у неё. Вот на таких они бабки и делают. ЗАО «РПЦ», млин…
Спустя еще три стопки водки ребята снова вышли покурить. Колька отчего-то стал совсем мрачный и задумчивый. Затушив сигарету, он тут же зажег новую и уставился в темное безоблачное небо. Затянувшись несколько раз подряд и выдохнув, он медленно проговорил:
– А вообще… Мы ведь никогда не узнаем, что там, за чертой, пока сами не испустим дух. Лишь тогда и только тогда, хотя тебе уже будет все равно, ты узнаешь, кто оказался прав – верующий в бессмертие души или отрицающий его. Ведь оттуда не возвращаются… Если и правда ничего нет, то ты даже и подумать об этом не сможешь, а не то чтобы усмехнуться. А если всё-таки… бред, конечно… Но если вдруг, на одну сотую доли секунды предположить, что там что-то есть? И ты стоишь и ничего не сможешь уже доказать или оправдать, а перед тобой тот, кого ты всю жизнь считал несуществующим… и вся твоя жизнь как на ладони… и… ему решать… Что тогда?
4
Павел пришел домой очень уставшим. После смерти Евграфыча прошло уже два месяца, и жизнь потихоньку начала возвращаться к привычному ритму. Даже на замену Валентину Евграфычу нашли молодого преподавателя, который вполне справлялся с возложенными на него обязательствами, во всяком случае, очень старался. Однако голова Пашки явно отказывалась следовать этому замечательному примеру – пропущенный материал и новые знания кое-как укладывались в голову юноши, то и дело куда-то пропадая и проявляясь в виде солидных «водоразделов», в которых Пашка «плавал» на отработках и семинарах. Впрочем, Андрей Евгеньевич Кораблев оказался очень понимающим человеком и терпеливо ждал, когда Павел придет в себя.
А прийти в себя ему было очень нужно. Рассеянность Пашки мешала ему не только учиться, но и спать, есть и даже делать домашние дела – в ванной комнате уже выросла целая гора грязных вещей, в которых то и дело пропадал его кот.
И вот в очередной раз из ванной раздалось жалобное мяуканье. Павел пошел на звук и вскоре извлёк из-под завалов рыжий комок шерсти, гордо звавшийся Чебуреком, или сокращенно Че. Наглая зеленоглазая морда, удостоив хозяина лишь мимолетного взгляда, проворно вскочила на спинку кресла и начала устраиваться поудобней на чёрном вельветовом пиджаке Пашки.
– А ну брысь! Чистить потом после тебя ещё.
– Муррмязь! –