что я не понимаю, что ты имеешь в виду под цикорием, – вздохнула я. – Сориентируй меня, где он продается.
– Полагаю, там же, где другие овощи.
– У вас есть… кхм… даже не знаю, как сказать… цикорий? – спросила я у дородной продавщицы овощей с дальних южных территорий России.
– Ци… цикорий? – высоко взметнула она нещипаные брови.
– Я тоже удивилась, но ему, – я выразительно скосила глаза в сторону Гийома, скучающе перебирающего ручки авосек, – нужен именно цикорий. Для какого-то французского рецепта, – понизив голос, сообщила я. – Он же француз, ни слова не знает по-русски.
Расчет оказался верным: продавщица перегнулась внушительным торсом через прилавок и совершенно бессовестно принялась шарить глазами по Гийому.
– Что, настоящий француз? – восхищенно переспросила она, как будто перед ней стоял представитель каннибальского африканского племени с косточкой между ноздрями и повязкой из пальмовых листьев.
Я кивнула.
– И ни слова по-русски?!
Снова кивок.
– Эй, парень! – кликнула он Гийому на несколько тонов громче, чем того требовало двухметровое расстояние. – Как он выглядит, твой цикорий?
Святая простота. Как и многие, она думает, что языковые трудности иностранцев сродни легкой глухоте: если крикнуть погромче, смысл сказанного должен дойти до них. Ведь, в конце концов, они же не тупые, а просто слегка не в своей тарелке.
Рекламно улыбаясь позолоченными зубами, продавщица показывала на свеклу, лук, картофель, огурцы. Гийом неумолимо качал головой.
– Ну, я не знаю, что вам предложить, – бессильно опустила руки дама, исчерпав весь ассортимент прилавка. – Ну нет у меня цикория. Может, баклажаны возьмете?
Мы вернулись домой ни с чем. Этот диковинный овощ на Лосиноостровском рынке не водился. Да и купленные сливки оказались не тем, чего требовал рецепт, – судя по отчаянным объяснениям Гийома, уставшего сражаться с чуждыми гастрономическими реалиями, его «крэм фреш» напоминал по консистенции нашу сметану.
Жертвы несовершенного онлайн-словаря, этим вечером мы довольствовались макаронами с сыром.
В последний день мы все-таки попали в Грановитую палату. Я вышла оттуда гордой за свою родину, а Гийом – слегка подавленным. То-то, знай наших! Теперь бояться нужно только одного: как бы богатства царской России не укрепили его в мысли, что платить в ресторане за меня не обязательно. Хотя если после дней, проведенных в Москве, он стал думать, что мне нравится сорить деньгами, то в том была моя, а не Грановитой палаты вина. Мне так хотелось, чтобы мой родной город произвел на французского гостя хорошее впечатление, что я сама готова была платить за него, лишь бы только он ходил со мной в правильные кафе, на правильные концерты и в правильные музеи. Я заранее купила ему проездной на метро, заказала такси в аэропорт и затоварилась отечественными деликатесами. Все было направлено на то, чтобы Гийом избежал столкновения с изнанкой московской жизни: давкой