а главное, можно выкинуть из головы поднадзорного. Поначалу я еще приоткрываю дверь, чтобы понаблюдать за моим «астрологом», затем прекращаю. Пусть улетает в своем больном воображении на границу обозримой Вселенной – ей от того ни тепло, ни холодно.
Когда дожди прекращаются, появляется возможность наблюдать с балкона за бездонным звездным небом. Эти светящиеся шары отделены друг от друга триллионами километров, и если мы в посмертном бытии окажемся на разных концах галактики, то любая встреча исключена. Но ведь она исключена и сейчас, когда нас отделяет друг от друга всего лишь тонкая (да еще звукопроницаемая) стена! За стеной живет космическое одиночество: не пришелец, а, скажем так, ушелец. Он ушел, выскочил за пределы человеческого мира, и вернуть его обратно пока не представляется возможным.
Я тоже делаюсь ушельцем. Пищу почти не потребляю, разве что занюхиваю, живу исключительно на огненной воде. Жаль, запасы заканчиваются, надо в магазин. Двигаюсь, как сомнамбула, по стеночке, а навстречу рыжеволосая мадам с пуделем на поводке.
– Артем Валерьевич! – восклицают. – Что с вами?!
Инстинктивно оглядываюсь, вроде как желаю разглядеть за спиной Артема Валерьевича. Потом вспоминаю: это я сам. Но не верю, отвечаю грубо: чего, мол, надо?!
– Да ничего не надо! Как не стыдно! В зеркало на себя посмотрите!
«А это идея!» – думаю, возвращаясь с двумя бутылками «Пряжской». Заглатываю половину бутылки, после чего приближаюсь к задрапированному зеркалу. Я положил с прибором на обязанность что-то там расчехлять, но сегодня пришел час, когда надо взглянуть в глаза правде. Или чему-то еще? По мнению Кая, там живет что-то больше и значительнее, чем правда…
Сдернув гардину, таращусь в мерцающую глубину. Свет не включаю, поэтому виден лишь темный силуэт, который вскоре начинает двоиться, и вовсе не из-за воздействия алкоголя. Почему я боюсь и ненавижу тех, кто отражается в поблескивающем стекле? Темные абрисы без глаз, без черт лица – по сути, ничтожные тени, а страсти пробуждают нешуточные! Более того, у меня чувство, будто я сам – тень. И из меня, безвольного и беспомощного, зазеркальные существа высасывают жизненную субстанцию. Полупрозрачная, едва заметная прана исходит из меня, как некий пар, и перемещается на ту сторону стекла. Я слабею, будто лишился души, они же, напротив, разрастаются, множатся, их уже не два, а пять, десять, и каждый норовит высунуть рожу из зеркала.
– Ты ничтожество! – кричит одна рожа. – Лузер!
– Да он просто отбраковка! – орет другая рожа. – Он сослан сюда, как каторжник в Австралию, его вечная обязанность – присматривать за снежным человеком!
– А после смерти мы сошлем его еще дальше! – вопит третья. – Его место – в медвежьем углу галактики!
Я хочу возразить, мол, кого вы собираетесь ссылать в медвежий угол?! То есть – что ссылать?! Душу из меня высосали, вы ее хозяева, делайте что хотите! Но возражения замерзают на губах. Силы покинули меня, я даже не могу замахнуться зажатой в руке бутылкой и размозжить зеркало, прекратив издевательскую