пусть и окольным путем, все-таки пришел, и его отношение к этой профессии вызывает у меня огромное уважение, неподдельное изумление и дикое раздражение одновременно. На площадке он воин-одиночка с лозунгом: «Весь мир против меня, но я буду делать свое дело во что бы то ни стало!» Если встречаемся в период съемок, часто слышу такой монолог: – Никому, кроме меня, этот фильм не нужен! Ну не хочет продюсер, чтоб я снял хорошее кино, – ну и окей! Съемочная группа – сплошь раздолбаи, вот прямо чувствую: половина всю ночь бухала. Актерам бы только посидеть в вагончике, потрындеть – могли бы репетировать, а они баклуши бьют! Обедают все по часу! Что, быстрее есть не могут?! Бывает, возражаю: – Ты когда сам играешь, а не снимаешь, тоже ведь говоришь: «О, полтретьего! У меня обед, и до полчетвертого прошу не тревожить»? То есть как актера тебя такое положение дел устраивает, а как режиссера – нет? Нелогично. Хочешь, чтобы вся киногруппа была как один? Так не бывает. Вспоминай почаще афоризм: «Это Колумб хотел открыть Америку, а вся команда хотела домой». И все-таки в моем отношении к Плетневу-режиссеру превалирует восхищение. Сегодня он один из немногих, кто задается правильными вопросами: что и для чего он снимает? А главное – про ЧТО. Не оставляю надежды, что когда-нибудь Кира позовет в свой фильм или мы встретимся на площадке у другого хорошего режиссера. – В вашей фильмографии есть работа, которая стоит особняком, – роль лейтенанта Анохина в картине «Полумгла». – Одна из немногих, которой могу гордиться. Режиссердебютант Артем Антонов запускал фильм о фронтовике-герое, которого после серьезного ранения признают негодным к службе и отправляют руководить бригадой из пленных люто ненавидимых им немцев – в глухой архангельской деревне они должны построить вышку для радиомаяка. Сюжет будущей картины рассказал младший коллега, которого позвали на пробы. Я сразу загорелся ролью Анохина и попросил приятеля взять меня с собой. Когда оба попробовались, режиссер сказал: – Понимаешь, Юра, герою девятнадцать, а ты на десять лет старше… – У тебя два выхода, – ответил я. – Взять девятнадцатилетнего и объяснять ему, что такое потеря товарищей, боль, смерть, ненависть. Или берешь меня, а девятнадцать лет я тебе сыграю. Это был первый и пока единственный случай, когда я себя настойчиво предлагал. «Полумгла» взяла несколько призов на международных фестивалях, в Германии ее дважды в прайм-тайм показали по телевидению, а у нас тихо прокатили в двух десятках кинотеатров. Глухую архангельскую деревню построили под Питером и снимали самой холодной в нынешнем тысячелетии зимой. Морозы стояли страшные . К концу двенадцатичасовой смены на улице, несмотря на то что поверх сапог были надеты валенки, я совсем переставал чувствовать ноги – ковылял в вагончик будто на березовых чурбаках. Озвучание – загадочная, странная вещь, которую я очень люблю. Коллеги знают: озвучкой можно дотянуть выразительность эпизода еще на десять процентов или «убить» уже имеющиеся девяносто. В «Полумгле»
