уследишь. От кого он? Неужели от соседей? Да, конечно. Получили зарплату. Напились и уснули, а дверь забыли закрыть. Младенец и уполз. Зачем заводят детей? Зачем это не запретят? Зачем не издадут законы? Нужно отнести его назад, а то застудится. У меня не натоплено. Нужно дать ему хлеба.
Я нагнулся, чтобы поднять младенца и положить к себе на кровать. Но, приблизившись, я увидел его лицо. Младенец был мёртв. Его тельце посерело и покрылось трупными пятнами, на губах выступила и засохла пена, глаза были выгрызены мышами, на их месте зияли грязные окровавленные дыры. Я проснулся.
Выпутавшись из своего тряпья, я встал, на ощупь пробрался к печке и отпил из котелка воды. Холодная вода подействовала освежающе. Снаружи светало.
Глава 2
Трава иссохла и окостенела. Выходя утром из дома, я направлялся в парк. Сбиваясь с вытоптанных тропинок, назойливыми движениями сапог я подковыривал и сдирал налипшую на землю отвердевшую корку из тускневшей с каждым уходящим днём опавшей листвы, перемешанной со сверкающими крупицами и бесформенными оплавленными пластинами льда. Я подходил к высохшему кусту и наматывал на одеревенелую от холода руку столько травы, сколько получалось ухватить. Скрючиваясь всем телом и изображая лицом невыносимую тяжесть, я начинал тянуть. Не рывками, а настолько медленно, что через некоторое время этот процесс выворачивался наизнанку, и уже не моя рука тянула траву, а корни, чуть высунувшиеся из земли, вытягивали за травяные сухожилия мою руку, чтобы оторвать её от тела, вытащить из рукава пальто и в толще умирающей почвы обвить и сосать тёплую кровь, оттягивая мгновение неизбежного погружения в зимний анабиоз.
Минуло уже три месяца с тех пор, как у лотка с соком я обрёл направляющую идею жизни. Но время шло. Обеспокоенный отсутствием знаков, я скитался по улицам, приникая к стволам деревьев и отрывая куски прелой коры, под которыми мне открывался равнодушный к моим стенаниям микроскопический мир личинок и панически бегущих от света насекомых. Последняя рябь на поверхности замерзающей земли.
Тело моей любви коченело и выкрашивалось, выделяя мутный и тревожный свет, в котором я с трудом угадывал очертания моей избранницы. И в этих очертаниях, приоткрывавшихся мне, я улавливал нечто знакомое, будто это были отражения предварительно существовавших во мне образов. Вскоре мне стал понятен источник этих видений. Имея в сознании только ускользающие черты, отблески таинственного света, но страстно желая восстановить цельный образ моей возлюбленной, я начинал достраивать его из фрагментов, искусственно выращенных из самых прекрасных воспоминаний и образов, хранившихся в моей памяти. Я вспоминал прекрасные лики, виденные мной на картинах мастеров прошлого; я восстанавливал женские образы в воображении и резким усилием мысли вырывал из каждой частицу подлинной красоты, чтобы использовать её как строительный материал для воскрешения образа моей возлюбленной. Но эффект был обратным –