на погибель, то убеждая застыть на краю для наслаждения обманом. Я понимал, что единственный способ проверить своё предположение – пройти до конца путь внутреннего развития чувства и внутри этого пути преодолеть соломенные миражи самолюбования. Я решил полностью подчинить своё сознание целям обретения любви, убрать прочь, уничтожить всё то, что могло воспрепятствовать разрастанию и раскрытию любовного откровения. Сжечь все мосты, а точнее – последовательно разобрать их, и если любовь – только мираж, то пусть не останется ничего. Синица в руках тепла и покорна. Послушна хватким рукам. Журавль недостижим за облаками. Бесполезен и вреден. Так говорит земля ползущим по ней. Но я уже познал размах высоких крыл, пусть собранных в удушливом подземелье из многих маленьких телец. Я почувствовал вкус живого неба, неожиданно начавший подниматься от внутренних горизонтов, плотно законопаченных падалью. Оставалось сделать шаг, чтобы провалиться туда и прорвать выход к истинным небесам. Или, в случае моего заблуждения, быть раздавленным. Я разбежался и прыгнул обеими ногами в замёрзшую лужу.
По дороге домой я подбирал с земли и складывал в старую холщовую сумку попадавшийся под ноги деревянный мусор: дощечки, щепки, кору. Я рассчитывал растопить им печь, чтобы согреться и приготовить еду. Иногда я натыкался на книги, уложенные стопками около помойных контейнеров. Осень дарила учебники. Весной попадались русские классики. Лето приносило урожай мастеров детектива. Зима была плодородна фантастикой. Я подбирал книги, очищал их от налипшей грязи и укладывал в сумку. Часть пополняла мою личную библиотеку. Там было немало памятников литературы, найденных на свалках и в мусорных баках. Часть же гибла в огне, выпуская в атмосферу едкий дым литературного промысла.
Проходя мимо дровяных сараев, я заметил, что сзади одного из них отошла доска, открыв довольно большую щель. Я подошёл и огляделся по сторонам, желая удостовериться, что никто не наблюдает за мной. Затем я отодвинул ослабшую доску ещё сильней и заглянул внутрь сарая. Увидев расколотые и уложенные дрова, я сразу представил, как с треском жарко разгорается берёзовое полено в моей печке, и протянул руку, чтобы ухватить одно из поленьев.
Совесть моя была спокойна на сей счёт. Идею собственности я отринул. Чистая условность, направленная на озлобление людей друг против друга. Разве может претендовать на владение хоть чем-либо такое слабое паразитическое ничтожество, как человеческий организм, и разве может нуждаться хоть в чём-либо и тяготиться этой нуждой такая бескрайняя сущность, как человеческий дух? То-то же!
Ухватив полено и осторожно вытягивая его из поленницы так, чтобы она не обрушилась, я почувствовал вдруг какой-то шорох, источник которого находился снаружи, прямо у меня за спиной. Я оглянулся. За мной наблюдал хозяин сарая. В его выражении играл особый задор.
– Ну, наконец-то! Здравствуйте, – чтобы выкрутиться, я решил его ошарашить. –