нет, только не подумайте, будто я нарочно появилась здесь сегодня! И я вполне сознательно действую, я бы никогда не перешла границы разумного. Я здесь с вами, как равная, понимаете?
Молодой человек улыбнулся и кивнул. Амелия выдохнула с облегчением и приняла более удобную позу, когда улеглась на своём походном плаще.
– Жаль, что мой дядя этого не понимает! – Амелия зевнула и подложила под голову обе руки. – Ему стоило бы послушать тех дамочек и их мерзкое хихиканье. Что их так могло заинтересовать в этом самом либертинаже?
Томас взял грифель и записную книжку, а через минуту показал девочке то, что по его опыту представлял собой либертинизм[9]. Амелия прочитала те три строчки, раскраснелась со стыда и снова легла на спину, уставившись в безоблачное небо.
– Какая вульгарность! – произнесла она с возмущением и вдруг засмеялась. – Ах, вот бы Магда узнала об этом! Она бы просто лопнула от ярости!
Молодой человек беззвучно засмеялся, держась рукой за живот, затем убрал записи подальше, лёг рядом и глубоко вздохнул. Так они лежали, слушая крики чаек и шелест трав вокруг. Солнце припекало, и Амелия чувствовала томную расслабленность, почти усталость. Это было странное ощущение, схожее с блаженством, ей действительно было хорошо. И, чтобы не уснуть, она стала бездумно болтать:
– Магдалена молится каждый день и каждую неделю ходит в церковь, чтобы покаяться. Но я знаю, что у них с моим дядей роман.
Томас вздрогнул даже и повернул голову в её сторону.
– Да, да. Я видела их вместе пару раз. О Боже Всевышний! Такая добродетельная и непорочная Магдалена не сумела устоять против него. Видимо, ей приятно притворяться терпимой и набожной, а по ночам проводить время в его спальне, ха!
Краем глаза Амелия заметила, как Томас отрицательно покачал головой.
– Скажешь, что это не так? Если бы она призналась, я бы не осудила. Но она ведёт себя бесчестно и эгоистично. Иногда мне так хочется сказать ей об этом… но я не могу.
Солнце пригревало кожу, и в воздухе ощутимо повеяло морской свежестью, травой, деревьями. Амелия расслышала приглушённый смешок со стороны:
– Ты лучше, чем сама думаешь.
Ей хотелось посмотреть на него в тот момент, но Амелия знала, что его лицо, скорее всего, омрачено короткой судорогой боли из-за того, что он говорил вслух. Это был хриплый, едва различимый шёпот, но даже его оказалось достаточно, чтобы понять: Томас терпит эту боль не ради себя. Поэтому она только улыбнулась и потянулась всем телом, как кошечка.
– Лучше помолчи и не напрягайся, – посоветовала она с материнской строгостью. – Пусть Магдалена целует дядю хоть на каждом шагу, но нечего попрекать меня поведением, которое она считает неприемлемым… И почему вообще взрослые так любят это делать? Я говорю о поцелуях. Что вообще здесь может быть приятного?
Томас снова усмехнулся, потёр пальцем кончик носа – явный признак его неловкости – и пожал плечами. Амелию совершенно разморило, и сквозь дрёму она уже почти не думала о предмете разговора.
– Ты