на лучшее.
Короткое письмо от родни из клана Синклер, в котором сообщалось об отличном самочувствии Сары и об их с сестрой возможной скорой встрече, слегка подбодрило домашних, однако, будто бы по чьему-то невидимому жестокому приказу, этой радости не суждено было длиться долго.
В конце августа 1752 года у графа Монтро случился первый приступ. Самые опытные врачи Абердиншира сводили всё к сердечной недостаточности. За несколько дней домашней суматохи и целой череде беспокойных лекарей Амелия привыкла к незнакомым терминам. Она самостоятельно копалась в хозяйской библиотеке в поисках нужных словарей. И хотя Джеймс Гилли старался вести себя так, словно ничего не происходило, впечатлительная Магдалена не умела скрывать эмоции, и Амелия часто видела её заплаканной, сидящей у постели графа, в его покоях.
Для всех это были тяжёлые дни, поездка в Форфар всё откладывалась, и взрослые в доме ходили хмурые и занятые. Амелия снова ощущала себя одинокой, брошенной, её словно тяготила любая новая мысль. Так продолжалось ещё несколько дней, пока, наконец, в день грозы и сильнейшего ливня Томас Стерлинг не появился на пороге дома. За воротами внутреннего двора его ожидал готовый экипаж и скромные пожитки, собранные в пару саквояжей.
Амелия услыхала взволнованные голоса ещё с парадной лестницы и тут же помчалась в гостиную. Томас стоял у дверей, слегка сутулясь, одетый в старомодный дорожный костюм и тяжёлый коричневый плащ. Небритый и хмурый, он терпеливо слушал своего отца, пока тот не умолк и вдруг швырнул пустой хрустальный бокал куда-то в стену. Заметив Амелию, лорд Стерлинг отвернулся к окну.
Ей действительно хотелось подойти поближе, но к девочке быстро пришло осознание происходящего. В голове молнией мелькнула мысль о том, что всё закончится именно здесь и сейчас, а её глаза уже начали слезиться.
Томас подскочил к ней, осторожно приобнял; от него пахло дождём и мокрой кожей. Амелия не шелохнулась. Тогда он взглянул ей в глаза и пожал плечами, кусая тонкие губы.
– Ты уезжаешь? – спросила девочка, и он кивнул. – И надолго?
Она уже беззвучно плакала, ибо знала ответ. Мельком взглянула в сторону лорда Стерлинга, затем снова на его сына.
– Я могу… я могу пойти с тобой? – промямлила она, смахнув со щеки слезу.
Томас покачал головой. Его плечи устало опустились.
– Я думала, что мы друзья.
Её слова прозвучали глухо, как из могилы, словно она говорила сама с собой, не с ним. Томас живо достал записную книжку и написал: «Мы всегда будем друзьями!»
– Но ты всё же уезжаешь…
Он снова написал и показал ей: «Сейчас это мой единственный выход. Для меня здесь больше нет места».
И тогда она рассвирепела. Никогда в жизни она не была так зла на кого-либо. Сильнее она злилась лишь на Камберлендского мясника, сына короля. Но тот не был ей другом, и она ненавидела его всеми фибрами души.
Амелии показалось, словно земля ушла у неё из-под ног. Сердце забилось часто и глухо; она подняла глаза к человеку, который был волен