костей, не мог отыскать ни одного слова для восхваления ее прелестей и сознавал только, что при взгляде на Аннабел, освещенную сиянием хрустальных люстр, у него слабели колени. Он так и не забыл той минуты у театра панорамы, когда увидел девушку, озабоченно рывшуюся в ридикюле. Солнце переливалось отблесками золота и меда в светло-каштановых волосах и придавало ее коже нежно-розоватое свечение. Было нечто такое восхитительное, даже трогательное в этой тоненькой фигурке, сияющих синих глазах и легкой морщинке на лбу, которую так и хотелось разгладить.
Он был совершенно уверен, что к этому времени Аннабел успеет найти себе мужа. И не важно, что Пейтонов постигли тяжкие времена! Саймон полагал, что любой аристократ в здравом уме и твердой памяти сразу поймет, какое сокровище послала ему судьба, и немедленно предложит ей руку и сердце.
Но прошло два года, и, поскольку девушка все еще оставалась под материнским кровом, в Саймоне проснулась робкая надежда. Он видел, с какой отчаянной храбростью она посвятила себя поискам мужа, с каким самообладанием носила нищенские платья, с каким достоинством держится, несмотря на отсутствие приданого. Ее упорство воскрешало в памяти образ профессионального игрока, разыгрывавшего последние козыри в заведомо проигрышной игре. Аннабел была умна, осторожна, бескомпромиссна и по-прежнему прекрасна, хотя угроза бедности успела наложить на нее свой отпечаток, заметный в жестком взгляде и плотно сжатых губах. Но Саймону, как настоящему эгоисту, были на руку ее финансовые трудности, создававшие возможности, которых иначе ему бы не видать.
Проблема заключалась в том, что Саймон так и не придумал, как заинтересовать Аннабел. Мало того, с каждой встречей она, казалось, все больше его ненавидела. Саймон прекрасно сознавал все недостатки своего характера. Более того, стремления стать джентльменом в нем было не больше, чем у тигра – превратиться в домашнего кота. Он был просто очень богатым человеком, страдавшим из-за того, что не мог купить желаемую вещь. Вернее, то, что жаждал больше всего на свете… Пока что он ограничивался терпеливым выжиданием, зная, что рано или поздно отчаяние подтолкнет Аннабел на поступки, ранее ей в голову не приходившие. Нужда и лишения могут представить привычные предметы и принципы в совершенно новом свете. Скоро игра Аннабел будет закончена, и она встанет перед выбором: выйти за бедняка или стать любовницей богача. А в последнем случае именно его постель будет ее прибежищем.
– Сладенькая потаскушка, верно? – заметил кто-то из стоявших рядом, и Саймон обернулся к Генри Бердику, чей отец, старый виконт, как говорили, лежал на смертном одре. Вынужденный бесконечно ждать, пока отец откинет копыта и наконец распростится с титулом и фамильным состоянием, Бердик почти все время проводил за игорным столом и в борделях. К несчастью, он сумел перехватить взгляд Саймона, направленный на Аннабел, оживленно беседовавшую с такими же кандидатками в старые девы.
– Понятия не имею, – бросил