мы даже как-то пытались устроить зимние металлургические плавки: вывезли меха ко мне в сад, сложили некое подобие древней металлургической печи из современных кирпичей и, упорно качая меха под снегопадом, пытались сформировать новую методику металлургического процесса – впрочем, вполне безрезультатно.
Вообще самых хороших результатов, причем не в выплавке меди из руды, а в плавке и литье уже готового металла, нам удалось добиться в ходе экспериментов в городских условиях, во дворе пединститутской лаборатории, когда вместо металлургического меха мы применяли пылесос, а древесный уголь, мало доступный в городе в то время, заменяли на каменный. Бешеный напор воздуха, непрерывно бьющий из ревущего пылесоса, и пышущий жаром каменный уголь позволяли очень быстро расплавлять металл в тигле так, что тот начинал сиять, как маленькое, жидкое и живое солнышко. Одно из самых красивых зрелищ, которые мне доводилось видеть в жизни, – это расплавленная бронза, переливающаяся и сияющая так, что на нее почти больно смотреть. Тогда мы отливали бронзовые наконечники стрел по образцу найденных на могильнике Синташта и копии крестообразных подвесок из Кулевчинского могильника – удивительные предметы, изготовленные за полторы тысячи лет до Христа, но выглядящие в плане в точности так же, как некоторые типы древнерусских нательных крестиков домонгольского времени – впрочем, при сравнении этих предметов в профиль такое совершенное сходство между ними исчезает.
Однажды раскаленный добела тигель с расплавленным металлом неудачно перекосился в деревянных упорах, которыми я доставал его из печи, но опрокинулся не в саму печь, как случалось довольно часто, а свалился на землю, покатился на ребре, прокатился у меня между ног, вкатился в мой рюкзак, мгновенно проплавил через всё его содержимое сквозную дыру и укатился дальше в траву, где наконец лег отдохнуть, трава же вокруг него моментально затлела и вспыхнула, но мы ее успешно потушили. Рюкзак было, конечно, жалко, но факт, что он выступил альтернативой ногам, конечно, радовал.
Особенности перестроечного быта накладывали неизгладимый отпечаток на те способы, посредством которых мы обеспечивали свои эксперименты материально. Так, например, каменный уголь для городских плавок мы с Мариком воровали из куч угля, сложенных на одной из грузовых железнодорожных подстанций Челябинска, складывали его в рюкзаки и увозили на велосипедах. Один раз нас даже остановил милиционер, однако его интересовали только заводские номера нашего двухколесного транспорта, а не содержимое рюкзаков – мы сказали, что туристы и участвуем в велопробеге, хотя чумазыми от угля были, как черти. Медь и бронзу для литейных экспериментов мы воровали в копровом цехе Челябинского металлургического комбината. Организовывал эту процедуру один из наших учителей, замечательный человек и археолог, работавший на взрывном участке означенного цеха и рассказывавший удивительные истории о жизни и приключениях взрывников.
Вся эта многолетняя