его голосе угадывалась вопросительная интонация. Паренек попался вежливый, и к чаевым они, видимо, тут еще не привыкли.
– Спасибо. Сдачу, как и договаривались, забирай.
– Благодарю, – мальчуган спрятал деньги в кармашек на груди, отойдя в сторону, тут же занялся приборкой столов.
Склонившись над подносом, бомж пригубил из высокого пластикового стаканчика и поморщился. Малейшее движение причиняло боль, но хуже того – ослабляло импровизированную повязку. Наверняка кровотечение возобновилось. Он стиснул кулак и почувствовал, что пальцы уже не столь послушны. Это ему крайне не понравилось. Если так пойдет дальше, промокнет и повязка, и весь камуфляж. А еще раньше он рухнет здесь без сознания…
– Щедрый вы, однако! Может, и картинку купите? Я недорого отдам. Честное пионерское!..
Бомж поднял глаза и разглядел помятого бородача. Линялые брюки бесформенной эпохи шестидесятых, дешевая куртка и уж вовсе неуместные в такую жару боты. Впрочем, еще вчера он и сам выглядел ничуть не лучше. Если что и представляло некую ценность в облике незнакомца, так это картина, которую бородач держал в руках. Сюжет на первый взгляд прост, однако приглядеться к нему стоило. Темная спаленка, окно, возле окна обнаженная дамочка.
– Ну как? Купите? Картинка – экстракласс! Это я вам без дураков говорю. Выставляться средств нет, но пишу не хуже Шемякина.
Бомж молча разглядывал картину. Вероятно, что-то в ней и впрямь было. Что – он не сумел толком сказать, но живопись вообще не терпит толковых объяснений. Женщина на первый взгляд была самой обыкновенной. Складчатый живот, простоватое лицо, и никаких тебе стройненьких ножек от шеи, никаких роскошных грудей и волос. Тем не менее в позе ее, в глазах читалась такая живая грусть, такое ожидание чуда, что поневоле бомжа передернуло. Он подумал, что если даже в таком состоянии он способен, глядя на картину, что-то чувствовать, значит, художник и впрямь талантлив.
– Ты голодный?
– Есть маленько, – бородач криво улыбнулся.
– Садись, – бомж пододвинул ему стакан сока и один из пакетов. – Мне все равно не справиться.
– Нет аппетита?
– Да… Шею, понимаешь, поранил.
– Шею? Как это? – художник уже устраивался напротив. Долго уговаривать его было не нужно. Бесценную свою картину он запросто зажал между коленей.
– Да вот, нашлись люди добрые, ковырнули ножиком.
– Таких добрых людишек у нас хватает, тут ты прав. Мне сегодня тоже накостыляли. На площади. И не кто-нибудь, а взаправдашние менты.
– Это за что же?
– А вот за эту самую картину. В стране, понимаешь, бардак, пенсий с зарплатами не платят, а они людям и этой малости не позволяют. А я ведь не ворую, торгую собственным трудом. Коли на то пошло и налог готов платить, но! – указательный палец бородача поднялся. – С прибыли налог! А какая у меня прибыль?