зверья тут хватало в избытке. Усы торчали из-под плинтуса, партизанское шебуршание угадывалось за подвешенными на стену полками. Тут и там на стареньких обоях зияли цветастые кляксы, в ссохшейся кашице которых порой просматривались жалкие тараканьи останки. Видимо, в моменты творческого раздражения художник не снисходил ни до тапок, ни до свернутых трубкой газет, – бил тем, что было под рукой, меча кисти, точно десантные ножи.
Приблизившись к окну, бомж осторожно потрогал выставленную на треноге картину. Очередная голышка неуверенно улыбалась из мира красок миру реальному. Личико, впрочем, знакомое. Похоже, художнику позировала одна и та же дамочка. Бомж улыбнулся. Забавно, но кудлатому, презирающему комфорт бородачу кое-что и впрямь удавалось. Улыбку обнаженной он сумел зарядить чем-то извечно зовущим, припорошенным мглистым одиночеством. В сущности картины были единственным в этой провонявшей алкогольной несвежестью квартирке, на чем стоило задержать взгляд. Бородач умел рисовать, это не вызывало сомнения. И абсолютно не умел вести хозяйство. Бомж снова опустился на диван, задумчиво уставился в пол.
Дежа-вю… То, что когда-то уже было. Дежа – уже, вю – видел. И точно так же, в такой же позе он когда-то сидел, разглядывая обшарпанные половицы. Маленькая деревушка в бывшей Югославии, в которую они вошли вскоре после артиллерийского обстрела сепаратистов. Югославы убивали югославов, убивали с поражающей ожесточенностью. И кто там первый из них начал, кто подхватил и развил, теперь уже было не разобраться. То есть про первых-то как раз ясно. Первыми, увы, начали россияне, развалив берлинскую стену, а после и весь Союз. И уже потом поползло-поехало. Прибалтийцы, украинцы, поляки, болгары… У этих, впрочем, обошлось без крови, а вот в Югославии народец оказался горячим. Хорваты, боснийцы, сербы, албанцы – все схватились за оружие. Разумеется, горячий народец подогревали внешние силы. Кому-то подобная буза всегда оказывается на руку. И то, что творили под шумок в Югославии, почему-то называлось большой политикой. Большой-пребольшой, хотя давно известно, что всякая большая политика – это прежде всего большая кровь. Война – не тот костерок, возле которого позволительно греть руки, но, разумеется, греют – и еще как греют! Кому-то нужен баланс сил, и волонтерами с обеих сторон идут юноши и взрослые мужи, дабы мстить за пролитое и попранное. Известные всему миру «калаши» берут в руки обезумевшие женщины. Тот, кто побывал в Югославии, легко мог предсказать и Чечню с Дагестаном. А он… Он всегда был белой вороной. И в Афганистане, и в Югославии, и здесь в России.
Еще капитаном, получив в ведение роту, бурно взялся за искоренение дедовщины. По молодости верил, что дедовщина – такой же бред, как пресловутые российские очереди. Побочный результат любого недомыслия. Есть товар и есть желание быстро продать и купить, тем не менее, все семьдесят лет советский народ парился в очередях. То же самое с дедовщиной. Коллектив,