Слева, у задней стены, виднелась небольшая ниша, определить глубину которой не представлялось возможным, – вероятно, это был сквозной проход, и там при желании подслушать ведущиеся в канцелярии разговоры мог преспокойно спрятаться кто угодно: этот человек остался бы вне зоны видимости того, кто вошел бы в это помещение из коридора и даже сделал бы несколько шагов вперед. Из-за низкого подвесного потолка, а главное, из-за бестолково обрезанных сверху арочных окон, которые, очевидно, были рассчитаны на гораздо большее внутреннее пространство и потому едва впускали хоть какой-то свет с улицы, внутри даже днем приходилось зажигать электричество, иначе там царил полумрак, из-за чего в известные моменты помещение, в полном соответствии с душевным состоянием находящихся в нем, казалось совсем крошечным и темным. Но что еще удивительнее, перед арочными окнами – из какой-то необходимости или по другим странным соображениям – пол метра на полтора в глубину помещения был на двадцать сантиметров ниже, и чтобы пройтись, приходилось то и дело подниматься и спускаться на одну ступеньку, как бы прихрамывая, по каковой причине хозяин этой комнаты, наверное, и предпочитал оставаться на той половине, где, узурпировав самый центр, стоял огромный письменный стол (на самом деле – два сдвинутых вместе предмета мебели разных размеров), поглощая все пространство. Контора, таким образом, походила на узкий карцер, в задней части которого, перед настоящей стеной, угадывалась еще другая, невидимая теперь стена. Кто знает, может, некогда здесь и была та самая «темная камера», в которой кандидат в вольные каменщики, перед тем как его вводили в святилище, где он подвергался различным испытаниям, мог предаться уединенным размышлениям и составить духовное завещание. В любом случае тот, кто проводил здесь свои дни, мог ощущать себя сразу и гигантским, и крошечным, и усталым службистом, из которого вытянули все жилы, и всемогущим серым кардиналом, вершащим людские судьбы. С правой стороны стояли два объемистых сейфа, выкрашенных в гадкий коричневый цвет, и из их сверкающих замков торчали ключи, рядом с сейфами – нечто старинное с застекленной дверью в стиле рококо, вроде секретера, причем было видно, что он пустой. Слева помещались круглый стол с мраморной столешницей и два венских стула, будто в кафе; на столе, покрытом кружевной скатертью, стояли хрустальная пепельница и электроплитка с толстым черным проводом, тянущимся к утопленной в стене безобразной розетке; на плитке металлическим блеском сверкала кофеварка, так называемая квохталка[12]. Потянув носом воздух, можно было почувствовать запах свежеобжаренных кофейных зерен. Взглянув на свои холеные руки, подполковник вежливо представился, после чего довольно долго молчал. Перед ним на столе лежал новенький хрустящий загранпаспорт, то есть он был готов – казалось, если принюхаться, можно даже уловить его запах; аккуратно положив правую руку на паспорт и тщательно изучив ногти на левой, подполковник
