апокалипсиса!
Набираешь в домофоне число и дом разносит к чертям собачьим!
Спорю, все бы, тогда, начали винить мистику: демонов, дьявола… Нежели, рабочую силу, что строила этот бетонный саркофаг, гробницу и братскую могилу!
А сестринскую?
И тут, моя остановочка! И ваша, соответственно…
Черный юмор is over!
В сотый раз сказав спасибо. И в пятисотый отказавшись от чая, за неимением времени.
Я вышла в зеленый бетонный подъезд и поправила светло-серую широкую футболку, на себе. После, подтянула бежевые шорты и размяла ноги в белых высоких кедах. Утянула темно-коричневую резинку, на длинных темно-каштановых волосах, повязанных в конский хвост, на затылке.
И направилась к темно-коричневым металлическим дверям лифта. Нажала левой рукой на металлическую серую кнопку, на такой же панели, слева от лифта. И разделила два прозрачных полиэтиленовых пакета-майки, красный с тремя полулитровыми банками и синий с двумя литровыми, между своими руками.
Благо, лифт приехал быстро. Быстрее, чем когда я ждала его на первом этаже. Видать, кто-то уже вызывал его и до меня, будучи вблизи меня. И он доехал с шестого без помех.
Что радовало! Уж, кто-кто, а я стремилась поскорее зайти в эту коричневую металлическую кабину и покинуть ее с той же скоростью.
Так уж, вышло, что без видимой на то причины, я стала участником клуба клаустрофобов. Просто потому, что я боюсь замкнутого пространства лифтов. Панически и до трясучки! Особенно, старых и побитых, истерзанных временем. И такими же, как он сам, отбитыми. С прожженными черными пластиковыми кнопками и расписными цветными маркерами стенами. С мигающей желтой лампой, в мутном белом пластиковом плафоне, с серой паутиной и черными мухами.
Я просто боюсь застрять в этом гробу! Еще и без малейшего притока кислорода, совершенно без доступа к нему.
Но наравне с этим, я боюсь и рухнуть. Из-за плохо закрепленных серых металлических канатов и тросов, например. Особенно, с одиннадцатого этажа!
Каждый раз, подобного рода вылазка, знаменуется для меня: походом на эшафот. Я просто боюсь, в один из таких прекрасных дней, не вернуться домой.
Стоит дверям сомкнуться и я становлюсь непризнанным учеником Будды:
Надеюсь на лучшее и готовлюсь к худшему
Делая глубокий вдох, я смыкаю веки. Не видя, а чувствуя, как черные зрачки, уже расширились от паники и страха, а высокий бледный лоб покрылся потничкой.
Летом можно было и не усердствовать с косметикой.
Тем более, при такой, как стояла сейчас, аномальной и высушивающей, все и вся, жаре.
Ее и не было на моем лице. Что облегчало жизнь, с точки зрения, вечных поправлений и оправлений. Подтеков черной туши, с темных коротких ресниц, на нижние веки. Или осыпавшихся темных теней, с верхних на нижние веки, темно-карих глаз. Да и пот ничего не подмывал! Вроде, тех же кремов и светлого тона, бежевой пудры, на пухлых бледных щеках. Небольшом курносом носу и округлом ровном подбородке. Не вымывался и черный карандаш, для широких темных бровей. И не съедался прозрачный