на сии тонкие материи, то нам в аргументации Вашей сомневаться и вовсе не пристало. Верно я говорю, Аркадий Евгеньевич?
– А какое самопожертвование! – перехватил инициативу замзав. – Пытаться пробить косность нашу, спокойствие наше сытое, рискуя своим добрым именем! Это дорогого стоит, голубчик вы мой! Низкий вам поклон!
– Я, собственно… – промямлил воспеваемый начальством похмельный архивариус, – не вполне уверен…
– И слушать ничего не стану! – на лице заведующего изобразился решительный протест, густые усы его стали дыбом. – Завтра же начинайте подбирать команду! План разрабатывайте, смету на освоение фондов в три дня мне на стол! Что у вас там?
Заведующий протянул ручищу в направлении бумаг, принесённых архивариусом. Долотов машинально вложил свои заявления в раскрытую ладонь.
– Мне… подписать вот не успел… – запинаясь сказал он. – По собственному желанию…
Лицо Эсперанского исказила скорбно-обиженная гримаса. Замзав уставился на бумаги так, будто видел там клубок ядовитых змей, потом вскочил и, размахнувшись, выхватил заявления из руки окаменевшего от горя начальника.
– Это что же такое? – срывающимся высоким голосом заверещал он, потрясая несчастными листками. – Андрюша! Да в своём ли вы уме такое писать? Мы же как родного вас растили! Лелеяли-холили, кормили-поили, отдельный кабинет, а вы? Думаете это просто нам далось?! Без ножа ведь режете, душа моя!!!
– Аркадий Евгеньевич! Да вы же сами три часа назад… – начал было Долотов, но в третий раз за день ему решительно ничего не дали сказать.
– Откуда же это у вас такие желания странные? – продолжал заместитель уже фальцетом. – Вы же историк по призванию! Прирожденный, так сказать! Скажите лучше прямо, кто у нас лучшего сотрудника сманить решил? Да кто бы ни был там, вот ему!!!
Багровый замзав ткнул в направлении окна волосатый нашлёпистый шиш, а затем принялся рвать заявления, разбрасывая вокруг себя клочки. «Сплю… – думал прирожденный историк. – И мне снилось, что я по нужде ходил. Совсем плохо».
Покончив с бумагами, взопревший Аркадий Евгеньевич, сипло отдуваясь, плюхнулся на своё место и дрожащей рукой ослабил галстук.
– Знайте же! – успокаиваясь, изрек он торжественно – Помните! Хорошо там, где нас нет! Всегда помните, слышите!
С подобным утверждением спорить у Долотова не было никакого желания, он был полностью согласен с тем, что там где нет Аркадия Евгеньевича хорошо, пусть не совсем, но точно намного лучше. Поэтому и кивнул покорно больной головой.
– Давно бы так! – радостно гоготнул Эсперанский. – Вы же доктор наук без пяти минут, смена наша, а уходить собрались! Нет уж, не отпустим, и не просите. А прибавку – просите смело, помощницу там… Симпатичную… Только об одном сердечно прошу, как сына родного умоляю! Над собой экспериментов больше ни-ни! Это ж опасность-то какая! Да еще в неприспособленном помещении… Вы ж меня, старика, нынче чуть