архива бутылку водки и выпить её залпом. После прямого эфира в груди было тесно, в кармане лежал неизвестно как туда попавший неподписанный контракт на участие еще в пяти таких же безобразиях, а перед ним на столе располагался куб (нейроинтегрирующийся преобразователь универсального назначения) и клавиатура, на которой ему надлежало набрать или объяснительную по поводу участия в «Исторической правде», или заявление об увольнении по собственному желанию. От водки же, по идее, должно было стать легче.
По возвращении с эфира он был незамедлительно вызван к заместителю заведующего архивом и подвергнут неимоверному разносу. Брызжа слюной и волнуясь брюхом, замзав обвинил его в желании прославиться, опозорив при этом родной Архив – уникальную научную организацию, репутация и добрая слава которой создавались веками… Он требовал молчать и официального опровержения. Он давно присматривался и убедился в полной некомпетентности Долотова ещё до приема на службу. Он не собирался позволять всякому возомнившему себя светилом науки рассуждать о правде, а тем более о правде исторической в контексте искажения общепризнанной объективной действительности, которая является частью идеологического фундамента общества. Расшатывание же основ, предпринятое жалким ничтожным существом, возомнившим себя историком, ещё надлежало проверить на предмет уголовной наказуемости. И пусть усвоит себе существо это, что заступаться за него никто не будет. Словом, нёс громогласный начальственный бред самого отвратительного содержания.
Долотов, который сначала пытался было возразить, что ему в эфире просто не дали рта открыть в свою защиту, быстро устал и сник, а потом, не дослушав, встал и, пошатываясь, пошел к себе под истошные вопли руководства, отражающиеся от гладких стен, как будто специально предназначенных для этой цели.
Первой мыслью его было написать внушительную объяснительную записку, дабы положить её на стол заведующему Архивом, и он даже начал её печатать, но скоро беспросветно увяз в словах. Потому что невозможно сочинить что-нибудь серьёзное, ощущая себя дураком. Ну кем ещё можно себя чувствовать, если после твоего вступительного слова тебе сразу же зачитали приговор, а тщательно подобранные статистические данные, тезисы и аргументы вовсе не прозвучали…
Разве мог он предположить, что даже такое интересное явление как вариативное отсутствие физического объема куба, погруженного в жидкость, не дадут описать? Вместо этого в прямом эфире прозвучали комментарии обо всех возможных видах и формах его, Долотова, неполноценности, а после окончания эфира ведущий сообщил, что делает рейтинг, и предложил продолжить в следующий раз, если осталось, что поведать миру. Судя по подсунутому контракту, рейтинг окреп и вырос. Долотов невесело усмехнулся возникшим ассоциациям.
Разумеется, о подобных особенностях прямого эфира нетрудно было бы узнать заранее, но ведь он-то не узнал. Даже не задумывался об этом. Речь шлифовал, зубрил как перед экзаменом, демонстрацию необъяснимого