мне, довольно будет.
– Я еще от себя десять добавлю, – виновато опустив глаза, проговорил пожилой боярин. – За то, что вырастил такую орясину.
Никита и раньше догадывался, что совпадение не случайно: Емельян Олексич и Олекса Ратшич. А теперь удостоверился наверняка. Отец и сын. Видать, баловал батюшка сыночка-то, пока тот под стол пешком ходил, вот и пожинает нынче плоды. Стыдится, может быть, даже и воспитывать пытается, а без толку. Правду говорят: воспитывай пока поперек лавки дитя ложится; как вдоль лавки ляжет – поздно будет.
– Не надобно мне никакой виры, – отвечал парень. – И бить плетью я никого не собираюсь – не по душе.
– Выходит, прощаешь Емельяна? – Князь улыбнулся уголками губ.
– Прощаю. Он свое получил. В другой раз думать будет и не станет плеточкой размахивать направо-налево.
– Молодец. Хорошо сказал. Емельян!
– Слушаю, князь-батюшка… – дрожащим голосом отозвался молодой боярин. Глянул исподлобья, не смея поднять головы.
– Прощаешь ли ты Никите обиды вольные и невольные?
Емеля кивнул.
– Не слышу! – Умел, оказывается, и Иван Данилович голосом стегнуть не хуже батога.
– Прощаю, князь-батюшка. Вот те крест святой. – Боярин споро развернулся направо и перекрестился. Надо думать, в сторону Спаса.
– То-то же… Обниматься-целоваться неволить не стану. Когда не от сердца, а по принуждению, пользы в том немного. Теперь ступай, Емельян! И Мишку с собой забирай! Прочь с глаз моих!
Когда провинившиеся мо́лодцы убрались восвояси, князь покачал головой:
– А про виру ты все же подумал бы, парень. Десять кун на дороге не валяются. Вон, девице-красавице своей гребешок купил бы или колечко…
– Очень нужно! – вспыхнула, как маков цвет, Нютка и тут же спохватилась: – Извини, батюшка князь, не надобно мне ничего.
– Ты гляди! Гордые какие все! Ну, неволить не буду. Сами решили. Может, есть у тебя, Никита, заветное желание какое-нибудь? Говори. Исполню. Князь я или не князь?
Парень собрался с духом:
– Заветных желаний у меня, Иван Данилович, нет. Вернее, одно есть – скорее поручение учителя моего исполнить и домой вернуться. А посему вели слово молвить, князь-батюшка.
– А что? И велю! – Данилович откинулся на спинку резного стольца. – Говори.
Никита повел глазами по сторонам:
– Не обессудь, князь-батюшка. Дело тайное. Не для сторонних ушей.
– А где ты тут сторонние уши видишь? Олекса Ратшич – мой самый доверенный советник. Любомир Жданович тоже верный человек. Не за кормовые служит, а за совесть. Разве что подружка твоя…
Нютка тихонько вздохнула. Понурилась. Поняла, что сейчас ее попросят уйти. Никита отвернулся, поскольку почему-то чувствовал угрызения совести. Будто пообещал что-то и не дал. Может, взаправду нужно было брать куны у боярина да подарить девке чего-нибудь? Хоть ленточку какую или поясок. Хотя… Девка сегодня в княжьем тереме побывала. Другие всю жизнь могут прожить, и никто их не пригласит даже издали поглазеть. А тут в гридницу провели,