в воде. Несомненно, это были очень интересные факты, которые наводили исследователей на весьма нетривиальные выводы. Во-первых, птицы, подвергшиеся тому или иному воздействию, при возвращении домой выказали меньше сметливости и проворства, нежели те, над которыми опыты не проводились. Во-вторых, в каждой группе и подгруппе кто-то успешно прилетал в голубятню, а кто-то пропадал без вести, предположительно погибая. Полгода назад мистер Лаббок принял участие в телепередаче, посвященной проекту. Он рассказал об общем замысле экспериментаторов и о системе, по которой они «отключали» у птиц те или иные природные способности. С тех пор появились очевидные свидетельства в пользу теории, гласившей, что птицы обладают инстинктом, не вполне объяснимым в терминах современной науки. В Лоусон-парке эта теория получила шутливое прозвище ШИЗ-версии – по первым буквам слов Тайсона, заявившего однажды мистеру Лаббоку: «А шут их знает, как у них это получается!»
Надоеда и Рауф опасливо пробирались между птичьими клетками, в любой момент ожидая напороться в этом странном месте на какого-нибудь врага. Например, на одного из белых халатов – из тех, что ходили быстрым шагом, целеустремленно постукивая каблуками. Вдруг такой человек неожиданно распахнет дверь, поднимет к стене пахнущую мылом руку – и сотворит жест, после которого повсюду загорается свет?! Однако все было тихо, и двое друзей осторожно крались вперед, бок о бок продвигаясь к дальнему концу голубятни.
Здесь им преградили путь такие же распашные двери, что и на входе в отсек. Надоеда уже привычно просунул нос в створки, и Рауф молча и беспрекословно последовал за ним.
Они оказались в помещении, очень похожем на предыдущее. Во всяком случае, стены здесь были сделаны из тех же самых материалов. Но вот что касается звуков и запахов… перемена была поразительной – примерно так же удивились бы люди, если бы свет ламп из привычного желто-оранжевого стал зеленоватым. Обеих собак сразу охватило охотничье возбуждение, и пасти мгновенно наполнились слюной. Псы затряслись и заскулили, царапая когтями пол, а Рауф даже прыгнул вперед и дважды коротко гавкнул.
Повсюду в этом помещении были крысы! Мириады крыс, которые то сидели смирно, то бегали взад-вперед внутри бесчисленных клеток. Запах подсказывал, что где-то здесь лежат и дохлые зверьки. Еще он говорил о каких-то странных крысах, большинство которых находилось в отдаленном углу. Это был черный запах, тяжелый и жуткий. Тлетворные и смертоносные токи сочились сквозь слабый запах здоровых крыс, да так, что кровь стыла в жилах и шерсть порывалась встать дыбом. Даже Рауфа проняло. Он тотчас перестал лаять и, охваченный ужасом, вернулся к Надоеде, который, насторожив уши и склонив голову, стоял в тени под металлическим столом.
Они не знали, что их занесло в тот отдел вивария, где исследовали рак. У здешних крыс так или иначе вызывали злокачественные новообразования, после чего давали им разнообразные паллиативные