типа как спасла мир.
Кори Пинто все еще казался диковинкой, поскольку был новичком, но не только поэтому. Голос у него был громкий, но не назойливый, его было слышно поверх голосов других мальчишек, среди которых были одновременно и громогласные, и назойливые: именно поэтому мисс Бергер иногда выходила к доске и устремляла взгляд на всех мальчишек сразу, а потом строго им напоминала:
– Пользуйтесь внутренним голосом!
У Грир только внутренний голос и был. На переменах она сидела у доски, ела чипсы из пакета вместе с еще одной на диво тихой девочкой из класса, Элизой Боствик, с характером мрачным и даже несколько пугающим.
– Ты никогда не думала о том, чтобы отравить училку? – как бы между делом спросила однажды Элиза.
– Нет, – ответила Грир.
– Вот я и тоже, – заметила Элиза.
А вот Кори, при страшной своей худобе, говорил без труда, был уверен в себе и пользовался популярностью. Интересно, что вид у него при этом был постоянно рассеянный, казалось, он витает в облаках и ему на все плевать. Грир замечала это, когда каждое утро встречала его на автобусной остановке на Вобурн-Роуд. В девять лет он напоминал тощее, беспечное, довольно симпатичное пугало. Особенным было даже то, как он пил из фонтанчика – он прикрывал глаза и складывал губы, подстраивая их под форму водной струйки еще до того, как нажмет на металлический рычажок.
Грир, в отглаженных акриловых блузочках и с пеналом со смурфиками, рядом с ним чувствовала себя нелепой. Он был не только умен, но еще и жизнерадостен и самостоятелен. Из-за выдающегося ума и оценок их снова и снова объединяли в пару, но они никогда ни о чем не говорили, кроме вещей строго обязательных. Она не хотела знакомиться с ним ближе, он с ней знакомиться ближе не хотел тоже. Или с ее родней. Грир мучительно стыдилась своих родителей и своего дома. А вот дом Пинто был чистым и уютным, дверца холодильника напоминала клумбу, усаженную табелями, грамотами и наградами Кори – Грир видела их только потому, что однажды, через месяц после приезда Пинто, им задали вдвоем написать сочинение про обычаи индейцев навахо.
Тогда она впервые попала к нему в дом и отметила, как там опрятно; холодильник-алтарь ее опечалил.
– Ты тут прямо настоящий Бог, – сказала она ему.
– Не говори такого. Мама рассердится, она у меня очень религиозная.
Две семьи различались еще и в этом. Кадецки были атеистами – «с маленькой буквы „а“», как говорил ее отец, беспокоившийся, что типографский нюанс приведет к обожествлению.
Крошечная суетливая мама Кори, Бенедита, вошла в кухню, где они в тот день писали сочинение, и дала им по синей мисочке с алетрией, теплым португальским десертом, довольно странным, с макаронами. При мысли о матери у кухонной плиты, которая готовит угощение сыну и его однокласснице – готова простоять там не только пока готовит, но и пока они едят – у Грир сжалось сердце. Иногда, глядя через улицу, Грир видела, что семейство Пинто готовится ужинать. Когда