пять процентов акций фактически принадлежало банку.
– Даже не думайте! – Манана Юзефовна продемонстрировала холеный кукиш. – Потому и приехала, что знала, чего от вас, сволочей, ждать. Когда меня три года назад Второв и вот этот господин, – она ткнула в Керзона, – обхаживали, так что обещали? Не помните? Златые горы: собрать под моей эгидой всю кондитерку страны.
Кичуй фыркнул:
– Так когда от барышни добиваешься взаимности, чего в горячке не наобещаешь!
– Вы бы, юноша, не выпячивали так свою невоспитанность, – цыкнула Осипян. Оглядела неприязненно остальных. – Они тут проворовались да разодрались и за счет моего бизнеса решили делишки поправить. Ишь прыткие! Могла бы, сама у вас свои акции назад выкупила. А так – во вам дам продать!
– Это как же вы нам помешаете продать наши акции, хотелось бы знать? – съязвил задетый за живое Дерясин, – умела вздорная Манана настроить против себя даже самых выдержанных.
– А как угодно! Поняли? Как угодно!! – голос Осипян, жесткий, будто из жести, вдруг сорвался на звук лопнувшей струны. Она поспешно отвернулась.
– Да что же вы в самом деле, Манана Юзефовна! Не надо так! – Рублев, до того со скрытой неприязнью следивший за задиристой бизнесвумен, – деловых баб по правде не терпел, – при виде слез растерялся. – Вот возьмите же, пожалуйста!
Он принялся неловко тыкать в нее носовым платком.
– И потом ничего еще не решено. Есть другие варианты. Мы, например, на днях выезжаем на переговоры с западными банками-кредиторами. Очень может быть, с ними договоримся, чтоб еще подбросили. Так, Игорь?
Кичуй неопределенно повел худым плечом.
– Будет врать-то, – Осипян вернула Рублеву платок. Глаза ее оказались сухими, и скупая косметика не размыта. – Имейте в виду, я вам все сказала. Попробуете за спиной продать, не будет у вас врага злей меня. Так и помяните. На том прощевайте.
Она задержалась. Повернулась к Рублеву.
– А знаете что? Мы же с вами прежде почти не встречались. Приезжайте-ка ко мне на фабрику. Ведь, поди, и знать не знаете, что это такое – технологический процесс. Второв, тот бывал и вникал в детали, за что уважала. И вам бы, остальным, не мешало. Может, тогда призадумаетесь, прежде чем российскую кондитерку на сторону зафинтюлить. А то – привыкли пустые деньги гонять: сотня миллионов туда, сотня сюда. Цены рублю не знаете. Изобразив общий поклон, удалилась.
– О, бой-баба! – воскликнул Дерясин.
– Ты б язык придержал, – внезапно осек его Керзон. – Эта бой-баба с двадцати лет на производстве. Лучший, может, технолог страны. Семью, считай, из-за одержимости своей потеряла. Если б у нас в банке таких побольше сохранилось, глядишь, не развалились бы…
Он смутился:
– Впрочем это, конечно, лирика. Распродавать так и так придется. Все, что можно, из холдинга выдергивать.
Рублев хмуро кивнул.
– Гадливое какое-то чувство, – пожаловался он. – Но и другого выхода, похоже, нам не оставили.