Наташка – это, конечно, было что-то, – необычно просто произнес он. Уловил вопросительный взгляд Забелина. – Чего зыркаешь?! Без ваших зырканий тошно. Я ведь задним числом такой умный. Все мы задницей умны. А тогда? Вроде здесь жизнь кончилась. Уезжаешь в другой мир. Что там ждет? Да и у Натальи тоже свой ребенок. Думалось: ну куда? Уеду, забудется…Сначала и вправду забылось. Закрутился. Планы, прожекты. А потом раз и – кольнуло. И еще. Оказывается, проросло. И – такая, скажу тебе, нудянка пошла. Выйду иной раз ночью из Флоридского своего домишки, гляну на небо и – начинаю через звезды с Натальей разговаривать. Крыша пошла. Потому и с женой разбежались. Женщины ведь существа зависимые, – от нашего внимания согреваются. А если не греет, да еще понимает, почему, так какие после этого претензии?.. Как она, кстати? Одна или?..
– Не знаю, Максик. Я ж на другой год после тебя ушел и, считай, все связи оборвал. Слышал, правда, что вроде по-прежнему в институте.
– Чего уж впрочем теперь! Такие-то дела пережил старик Макс. Богатый глупый Макс.
Забелин придвинулся:
– Ты к ней вернулся?
– Еще чего выдумал! – разудало вскинулся Максим. Хотел урезать что-нибудь язвительное. Но щека непроизвольно дрогнула.
– О чем ты? Целая жизнь прошла. И сын у нее теперь большой. И – вообще. Не нами сказано: не возвращайтесь туда, где было хорошо. Такая фея была. А теперь, должно быть, и морщинки, и постарела. А я, как помнишь, никогда не был любителем антиквара, – скорбная забелинская физиономия ему решительно не понравилась. – Ты Мельгунова хоть поздравил?
– В смысле?
– Да ты чего, в самом деле?! – Максим вскочил. – Семь дней назад весь научный мир отмечал семидесятилетие академика Мельгунова. А любимый ученик, стало быть, и прознать про это не удосужился! Сконфузившийся Забелин беспокойно огляделся: «испортит ведь репутацию, скандалюга».
И будто накаркал – из-за деревянной перегородки поднялся полный мужчина с обмазанным сочащимся маслом лицом.
– Нельзя ли потише с вашими интимными откровениями? – потребовал он, сурово глядя на Максима. – Тут женщины, между прочим.
– Нельзя, – не садясь и делая издалека знаки официанту, отказал Флоровский.
– Что? Совсем нельзя?
– Совсе-ем! – отрубил, напрашиваясь на ссору, Флоровский.
Мужчина это понял и – сник. Неловко посмотрел вниз, на своих спутниц, и, оседая, произнес удивительную фразу: – Тогда что уж. Но хоть потише.
– Вежливый, – неприязненно произнес Флоровский. Характер у Макса не изменился. – Все вежливые. Аж до подлости. Старому учителю семьдесят. Может, плохо ему – и ни одна зараза из учеников не навестила. Только водку жрать сильны.
В агрессивном раже он незаметно исключил себя из числа «зараз».
– Есть идея?
– Есть. – Прежним, из былых времен движением Максим сдул насевший на правый глаз локон. За прошедшие годы этот кокетливый локон не исчез и даже не поредел. – Едем к Мельгунову. На день рождения.
Это был вираж по-Флоровски.
– Так