оно оседает навсегда, за неловко составленную бумагу можно ответить и через год, и через десять лет. Как ты валялся в канаве и пуля чмокнула рядом, никто и не знает, а что написал пять лет назад – любому грамотному понятно.
Обычно оперативники чувствовали себя в кабинете начальника довольно свободно: четверть века вместе. Сегодня, доложив о прибытии, Гуров не отправился к открытой форточке покурить, а Станислав не оседлал стул, офицеры стояли если не по стойке «смирно», то и не слишком вольно.
О показаниях на Авилова решили пока не говорить, а о только что происшедшем и сказать-то было неловко.
Какие-то бандиты… Преследование… Стрельба… Несерьезно, да и в чем другом, а в оценке информации, анализе, отделении правды от вымысла Орлов был посильнее их обоих.
– Жидко обкакались, – сказал Орлов, продолжая писать. – Личное оружие прошу положить на стол. Полковник Гуров, позвоните генералу Кулагину, – он кивнул на телефонный аппарат.
Гуров набрал номер Кулагина, тот мгновенно узнал сыщика и облегченно произнес:
– Ну и слава Богу. Так это я за собой притащил?
– Видимо.
– Следует обмозговать.
– Ты нес что-либо взрывоопасное? – спросил Гуров.
– Есть немного. Я проанализирую ситуацию последних часов, попытаюсь выяснить, не подтолкнули ли меня. Но ты понимаешь, козырная масть сегодня абсолютно ни при чем, – убежденно сказал Кулагин.
– Ну да, трамвай сам с рельсов сошел, ехал себе, ехал, ему надоело, и он полем дернул…
Продолжая писать, Орлов отобрал у Гурова трубку, сказал:
– Отбой, – разъединился, сложил свои бумаги и будничным тоном продолжал: – Теперь, Лев Иванович, все сначала, подробно, до момента вашего входа в министерство.
Он взял лежавшие перед ним пистолеты, понюхал, отложил, пробурчав:
– Уберите это, я не сомневался, что Тяжлов врет.
– Если начальник МУРа говорит, лучше провести экспертизу, – сказал уставший от долгого молчания Станислав.
– Сядь, Лева может курить. – Генерал откинулся в кресле и прикрыл глаза.
Первоначальные обращения по званию и имени-отчеству ничего хорошего не предвещали, сейчас, видимо, настроение у Петра изменилось, и они воспряли.
Гуров говорил четко, сжато. Свою беседу с буфетчицей уложил в три фразы, встречу с Кулагиным тоже в три, нападение в пять.
– Потом жалуешься, орденов мало дают. – Орлов выдохнул, словно слушал, сидя под водой, огладил редкие волосы и спросил: – Ты зачем к Попову полез?
О своем визите к вице-премьеру Гуров умолчал, на замечание начальника удивления не высказал и, не смущаясь, ответил:
– Мне однажды Мария, она, как известно, актриса, рассказала, мол, познакомились с неким вице, у него губы липкие, и хочет он непременно стоять за колонной и оттуда руководить. У нее выражение такое…
– Я понимаю, – перебил Орлов. – Не стыдно?
– Нисколечко, – Гуров закурил новую сигарету. – Если не будем защищать тебя мы, то кто?
– А если ты будешь