руку в замшевой перчатке Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат взглянул на эту руку, секунду помедлил, но потом крепко сжал ее и еще сказал что-то, глядя то на переводчика, то на Воронцова.
– Он, говорит, ни к кому не хотел выходить, а только к тебе, потому ты сын сардаря. Тебя уважал крепко.
Воронцов кивнул в знак того, что благодарит. Хаджи-Мурат еще сказал что-то, указывая на свою свиту.
– Он говорит, что люди эти, его мюриды, будут так же, как и он, служить русским.
Воронцов оглянулся на них, кивнул и им.
Веселый, черноглазый, без век, Хан-Магома, также кивая, что-то, должно быть, смешное проговорил Воронцову, потому что волосатый аварец оскалил улыбкой ярко-белые зубы. Рыжий же Гамзало только блеснул на мгновение одним своим красным глазом на Воронцова и опять уставился на уши своей лошади.
Когда Воронцов и Хаджи-Мурат, сопутствуемые свитой, проезжали назад к крепости, солдаты, снятые с цепи и собравшиеся кучкой, делали свои замечания:
– Сколько душ загубил, проклятый, теперь, поди, как его ублаготворять будут, – сказал один.
– А то как же. Первый камандер у Шмеля был. Теперь, небось…
– А молодчина, что говорить, джигит.
– А рыжий-то, рыжий, – как зверь, косится.
– Ух, собака, должно быть.
Все особенно заметили рыжего.
Там, где шла рубка, солдаты, бывшие ближе к дороге, выбегали смотреть. Офицер крикнул на них, но Воронцов остановил его.
– Пускай посмотрят своего старого знакомого. Ты знаешь, кто это? – спросил Воронцов у ближе стоявшего солдата, медленно выговаривая слова с своим аглицким акцентом.
– Никак нет, ваше сиятельство.
– Хаджи-Мурат, – слыхал?
– Как не слыхать, ваше сиятельство, били его много раз.
– Ну, да и от него доставалось.
– Так точно, ваше сиятельство, – отвечал солдат, довольный тем, что удалось поговорить с начальником.
Хаджи-Мурат понимал, что говорят про него, и веселая улыбка светилась в его глазах. Воронцов в самом веселом расположении духа вернулся в крепость.
VI
Воронцов был очень доволен тем, что ему, именно ему, удалось выманить и принять главного, могущественнейшего, второго после Шамиля, врага России. Одно было неприятно: командующий войсками в Воздвиженской был генерал Меллер-Закомельский, и, по-настоящему, надо было через него вести все дело. Воронцов же сделал все сам, не донося ему, так что могла выйти неприятность. И эта мысль отравляла немного удовольствие Воронцова.
Подъехав к своему дому, Воронцов поручил полковому адъютанту мюридов Хаджи-Мурата, а сам ввел его к себе в дом.
Княгиня Марья Васильевна, нарядная, улыбающаяся, вместе с сыном, шестилетним красавцем, кудрявым мальчиком, встретила Хаджи-Мурата в гостиной, и Хаджи-Мурат, приложив свои руки к груди, несколько торжественно сказал через переводчика, который вошел с ним, что он считает себя кунаком князя, так как он принял его к себе, а что вся