для поездок и сесть в авто.
Была суббота, время обеда, и Парк-стрит кишела людьми, делающими покупки. Я осторожно вела наш маленький «ровер» вверх по крутому склону холма, лавируя между великого множества повозок и еще более многочисленного сонма беспечных пешеходов, не обращающих ни малейшего внимания на опасность, которую представлял наш мощный автомотор. Его колеса не раз скользили в неизбежных последствиях доставки товаров в повозках на конной тяге, и здесь же тянулись трамвайные пути, также представлявшие немалую опасность, хотя и неорганического происхождения. Правда, рельсы хотя бы могли указать путь к Центральному трамвайному депо и Плавучей гавани, в которой благодаря шлюзам уровень воды не зависит от приливов и отливов, а оттуда было уже рукой подать до Центрального полицейского участка, известного также как Брайдуэлл. Я припарковала автомотор как можно ближе к его входу, после чего мы сошли на тротуар и попытались придать себе презентабельный вид.
Прежде я бывала в Брайдуэлле всего несколько раз, и, хотя в конечном счете наши визиты туда неизменно приводили нас к веселому и компанейскому инспектору Сандерленду, характер моих воспоминаний об этом месте был не вполне позитивен. Прежде чем получить доступ к нашему доброму другу и его коллегам из Уголовного розыска, нам всякий раз приходилось выдерживать непростые испытания, которые нам устраивал привратник в лице дежурного сержанта. В каждый мой визит в сей участок в нем дежурил один из самых что ни на есть неприятных полицейских сержантов, коих я имела счастье встречать за всю мою жизнь, в которой было множество полицейских сержантов. Входя в здание через широкие и высокие парадные двери, я поймала себя на том, что надеюсь, что нынче дежурит не он.
Но он, разумеется, был тут. Он сидел за столом полускрытый стойкой и что-то писал в большой конторской книге, при виде его у меня упало сердце. С виду он был типичный бодрый мужчина средних лет – дородный, с гусиными лапками в уголках глаз и внушительной густой бородой, в которой наверняка гнездятся малые пташки и прелестные лесные зверушки. Однако за этой на первый взгляд жизнерадостной наружностью скрывалась натура грубая, докучная, не питающая любви к ближним и, главное, свое удовольствие черпающая в том, чтобы чинить им всякого рода помехи по мере возможностей и сил.
Нас он подчеркнуто игнорировал.
На стойке имелся колокольчик, и леди Хардкасл позвонила в него.
Сержант оторвал взгляд от своей конторской книги, затем вернулся к своему многознаменательному занятию, состоящему в том, чтобы продолжать игнорировать нас.
Леди Хардкасл прочистила горло.
Он покачал головой.
– Послушайте, сержант, – сказала она.
Он нехотя поднял взгляд.
– Я имею все основания полагать, – продолжила она, – что мы с вами могли бы играть в эту игру весьма долго, однако, в конце концов, одного из нас она наверняка утомит. Лично я ставлю на себя. Не могли бы вы сказать инспектору Сандерленду, что леди Хардкасл уже здесь?
– А эта