и избалованный вундеркинд. Ради него Лик и Ила бросили свой дом и работу наверху, чтобы начать все заново здесь. Они пригласили нас пожить у них первое время, пока не устроимся.
Эту ночь мы почти не спали. После ужина Ила погасила свет, и оставалось только странное уличное освещение. Было холодно, кожу непривычно щекотала вода, дышать вроде было легко, но, когда мелкая рыбешка или песок попадали в нос, мы начинали кашлять и чихать. Видимо, не все еще в нас перестроилось, чтобы жить здесь. Лик рассказал все, что успел узнать о жизни в воде. Оказывается, люди здесь не плавают как рыбы, они ходят по дну Океана, называя его землей. Едят они много, но в основном только для удовольствия. Немного позднее я узнал, что они и друг друга поедают ради острых ощущений.
– А осьминоги, кальмары и другие монстры, живущие среди чешуйчатых людей в Океане это просто мутанты, смесь людей и всяких морских существ, – сказал Лик, – лучше всего, между прочим, генетические опыты получаются между человеком и головоногим, – объяснил он, – у них, у головоногих, мозг хорошо развит, в отличие от рыб.
– Постойте, – шепотом спросила моя мама, напрягшись, – смесь каких людей?
– Не знаю, – Лик рассмеялся, – ну уж, наверное, не нас с вами. На службе здесь много таких, не удивляйтесь, когда встретите.
Мы дружно пожали плечами, дескать, конечно, что тут особенного.
Еще Лик заметил, что эмигрантов в Океане любят.
– Ну, во-первых, – профессор возвысил голос, как на лекции, – это рабочая сила, выполняющая всю грязную работу, и, во-вторых, среди детей новеньких встречаются светлые головы, – он ласково потрепал Елика за волосы, – их выискивают сначала в школах, а затем уже отбирают у родителей, и бай-бай – в специальные сети для одаренных.
– Навсегда, кстати, забирают, – он внимательно посмотрел сначала на своего сына, а потом на нас троих, и произнес, – но это же лучше для детей! Так наверняка вырастут достойные чешуйчато-перепончатые граждане Океана. Без домашнего сюсюканья.
Я как-то не придал значения его словам. Слишком много сегодня было впечатлений. Да и вообще я плохо соображал и скоро перестал их слушать. Папа и Лик начали обсуждать вопросы постройки домов, мама и Ила заговорили о детях. В основном, рассказывала Ила о своем Елике, в свои 5 лет он хорошо читает, и рисует, и играет в трехмерные шахматы.
– Подумаешь, – не выдержал я, – вон Ай читает с 4-х лет, а по шахматам я был лучшим среди юниоров города. Тут мне стало совсем неинтересно, и я закрыл глаза, лежа в большой ракушке. Данди прижался ко мне и тоже затих.
Почему люди переселяются? – думал я, – вот я совсем не хотел уезжать, зато Ай отчего-то с удовольствием собрала свои манатки.
– Там будет классно! – уверенно говорила она мне, – помнишь, туристы, которые опускались на дно, рассказывали, что в Океане все улыбаются, везде музыка, полно людей, и если хочешь – учишься, а не хочешь – никто не заставит.
Я вспомнил, как заблестели тогда ее глаза от предвкушения новых впечатлений, а руки она по привычке уперла в бока, с вызовом глядя