что угодно; я становлюсь такой жестокой, я могу обидеть любого человека и радоваться этому. Я боюсь, что однажды сделаю что-нибудь отвратительное, и тем испорчу себе всю жизнь, и все будут ненавидеть меня! О, мама, помоги мне, помоги!
– Конечно, я помогу тебе, детка. Не плачь так горько, но запомни этот день и пожелай всей душой никогда не узнать второго такого дня. Джо, дорогая, все мы сталкиваемся с искушениями, порой гораздо худшими, чем в твоем случае, и зачастую нам требуется вся жизнь, чтобы победить в борьбе с ними. Ты думаешь, что хуже твоего характера нет на свете, но я прежде была точно такой, как ты.
– Ты, мама? Но ты никогда не сердишься! – От удивления Джо на мгновение забыла об угрызениях совести.
– Я стараюсь исправить свой характер вот уже сорок лет, но все, чему я научилась, – это владеть собой. Я раздражаюсь почти каждый день, Джо, но я научилась не показывать этого и все еще надеюсь научиться не испытывать самих нехороших чувств, хотя, возможно, для этого мне потребуется еще сорок лет.
Терпение и смирение, отражавшиеся на лице, которое она так любила, были для Джо лучшим уроком, чем самое мудрое наставление или самый резкий упрек. Сочувствие и доверие, оказанное ей, сразу принесли облегчение. От сознания, что мать обладает тем же недостатком, что и она сама, и старается преодолеть его, он перестал казаться невыносимым, а ее решимость справиться с ним окрепла, хотя сорок лет представлялись пятнадцатилетней девочке слишком долгим сроком, чтобы «бодрствовать и молиться».
– Мама, иногда ты крепко сжимаешь губы и выходишь из комнаты, когда тетя Марч ворчит или кто-нибудь огорчает тебя. Это бывает, когда ты сердишься? – спросила Джо, чувствуя себя ближе к матери, чем когда-либо прежде.
– Да, я научилась удерживать необдуманные слова, которые поднимаются к моим губам, и, когда чувствую, что они вот-вот прорвутся против моей воли, я просто выхожу на минуту, чтобы немного встряхнуть себя и упрекнуть за то, что так слаба и зла, – ответила миссис Марч со вздохом и легкой улыбкой, разглаживая и укладывая встрепанные волосы Джо.
– Как же ты научилась хранить молчание? Именно это тяжелее всего для меня… потому что резкие слова вырываются еще прежде, чем я знаю, что собираюсь сказать, а чем больше я говорю, тем сильнее раздражаюсь, и потом для меня становится удовольствием оскорблять чувства других и говорить им гадости. Скажи мне, как тебе удается молчать, мама, дорогая.
– Моя добрая матушка помогала мне…
– Как ты нам… – прервала Джо с благодарным поцелуем.
– Но я лишилась ее, когда была немногим старше, чем ты сейчас, и долгие годы мне приходилось вести борьбу в одиночку, так как я была слишком горда, чтобы признаться в моей слабости кому-нибудь другому. Мне приходилось нелегко, Джо, и я пролила немало горьких слез из-за своих неудач, так как, несмотря на все мои усилия, я, как мне казалось, не добилась успеха. Потом в моей жизни появился твой отец, и я почувствовала себя такой счастливой, что мне было нетрудно оставаться доброй.