Бродский
Холодный нескончаемый дождь лил, почти не переставая, целых двенадцать недель. Стоял конец декабря, а снега всё ещё не было, зато сильнейшие ветра и ливни ежедневно одолевали человеческие души. Временами мне казалось, что я совсем позабыл, как на самом деле выглядят солнечные лучи, и что теперь мой скромный удел – смотреть на непробиваемый, тоскливый, беспредельный, каменный свод тёмно-серых туч, созерцать лишь эту непреодолимую преграду, способную кого угодно довести до бешенства.
Будь я в другом состоянии духа, возможно, я не придавал бы значения погоде, но… Так уж получилось, что моя возлюбленная причинила мне боль, предпочла мне другого мужчину, и я остался один, оплакивая два с половиной года, выброшенные из жизни. Апоплексического удара со мной, разумеется, не случилось, но все мои внутренние органы в одночасье превратились в грусть, в тоску, они как будто разбухли, захватили всё пространство моего тела и порой даже мешали мне дышать и двигаться. Умом я понимал, что женщины давно махнули рукой на приличия и честность, однако же, на свою беду, я так и не научился относиться к жизни с мудростью, смиренно принимать данность как абсолют, кроме того, я не научился терять, не испытывая при этом горечи. Хотя для того чтобы потерять, для начала надо бы обладать, а чем мы в жизни обладаем? Да ничем. Разве что собственной иллюзией.
Итак, час назад, без всякой предотъездной суеты, я закрыл дверь своего пустого дома, сел в такси и приехал в аэропорт. Идея отправиться в путешествие – улететь на другой конец света, провозгласить ва-банк, исправить несправедливость судьбы и скоропалительно начать всё сначала – показалась мне единственно верной и легкоосуществимой. Да, я ревновал, ревновал мучительно, и полагал, что найду утешение от перемены места и окружения, что выдержу эту лютейшую муку, не надломлюсь и выйду живым из боя. К чему мне испытывать судьбу в четырёх стенах с бесовскими мыслями в голове? Ревность сложна и многослойна, но всегда плохо пахнет, и если уж подцепил её, как дурную болезнь, то лучше удалиться подальше, пока не излечишься до конца, дабы не отталкивать окружающих. Ревность, как известно, и ослепляет, и будоражит воображение, и лишает нас разума, но доставляет и тайное удовольствие. Что за удовольствие? Очень просто: удовольствие от предвкушаемой мести, от тех мук, например, которым я подвергну свою бывшую возлюбленную, и ещё оттого, что рогоносец имеет полное право превратить свою жизнь в груду дымящихся развалин (хотя в мужской среде и принято считать: от девок рога не растут). Увещевания же разума о том, что всё пройдёт, всё забудется, не приносили никаких плодов.
Всё бы ничего, но сегодня меня удивляло то, что я не в состоянии объяснить свои чувства; с одной стороны, я хотел поскорее рухнуть в беспамятство от гнетущего меня позора унижения, но с другой – тут же мечтал увидеть свою бывшую возлюбленную и заключить с ней перемирие. Такая раздвоенность вызывала у меня недоумение, возмущение и злость на самого себя: я топал ногами, сжимал кулаки, мучился бессонницей, просыпался среди ночи в холодном поту, хотел наделать бог знает чего и потом остаток дней терзаться угрызениями совести.
Почему